ИНТЕРВЬЮ
В АЛЕКСАНДРО-НЕВСКОЙ ЛАВРЕ В ДНИ ПАМЯТИ
МИТРОПОЛИТА ЛЕНИНГРАДСКОГО И НОВГОРОДСКОГО НИКОДИМА
— Владыка, Вы познакомились с митрополитом Никодимом, когда Вы были студентом; затем Вы были певцом в хоре, певшем в покоях владыки, затем регентом этого хора; потом монахом, диаконом и священником, регентом академического хора. А сейчас Вы Архиепископ Сумской и Ахтырский, Управляющий делами Украинской Православной Церкви Московского Патриархата. И весь этот путь Вы проделали под влиянием митрополита Никодима. Расскажите подробнее о его влиянии на вас.
— Я действительно стал на путь служения Церкви, пастырского служения, благодаря владыке Никодиму. Времена были трудные. Юношей в 21 год я переступил порог Ленинградской Духовной семинарии. Вспоминаю, как вышел я на Варшавском вокзале, еще не знал даже, где находятся Обводной канал и здание семинарии. Вот я много километров шел пешком рано утром, в 5 часов, пока не нашел заветные двери, заветный порог. Я переступил этот порог — и задержался в этом здании на 16 лет.
Хотя я сдал экзамены, но, как мне рассказал уже позднее и по секрету инспектор семинарии отец Владимир Сорокин, небезызвестная служба КГБ препятствовала мне поступить в духовную школу. Я происходил из семьи военнослужащих, мой отец был подполковником и занимал на Украине пост заведующего отделом кадров ЦК КП Украины. Но я избрал иной путь — так уж было угодно Господу. Разумеется, определенные силы и службы совсем не были заинтересованы в том, чтобы сын высокопоставленных родителей поступил в Духовную семинарию. И как мне потом рассказывал владыка Никодим и подтвердил отец Владимир Сорокин, ленинградский уполномоченный по делам религий Жаринов, гроза всех православных батюшек, был категорически против того, чтобы меня включили в список абитуриентов. И только благодаря владыке Никодиму, его принципиальной позиции, удалось отстоять мою кандидатуру. Я думаю, в этом проявилась милость Божия ко мне, что годы моего становления в стенах Ленинградской Духовной семинарии проходили под благотворным влиянием этого великого аввы, владыки Никодима. Я помню, как мы студентами, — а было нас не так много, как сейчас, — как мы стремились к общению с владыкой Никодимом. И он никогда не отталкивал молодежь от себя. Припоминается, как после трудного дня, а весь день владыки Никодима проходил на моих глазах, потому что я был его иподиаконом, он выходил вечером в монастырский сад Александро-Невской Лавры и студенты окружали его, и велись разговоры. Причем разговоры эти были только на духовную тему, только о Церкви. И когда владыку называют человеком Церкви — это поистине справедливо. В его сердце никому не было тесно. Оно вмещало всех. Это у него было от старчества. Он умел увидеть в человеке прежде всего хорошее. И это хорошее умел возделывать в человеческом сердце, как бы говоря собеседнику: «Посмотри, какой ты хороший, сколько у тебя талантов». И он умел вдохновить человека на труд, труд во имя Церкви, во имя Бога. Конечно, такие архиереи появляются в церковной нашей истории один раз в 200 лет.
— Вы наблюдали владыку во время богослужений в его покоях, когда он молился, будучи больным; расскажите. какой была его молитва?
Могу только ответить так: то, как я сам стараюсь молиться — это слабый отсвет и отблеск того жара и пламени молитвы владыки Никодима, который передавался нам, где бы он ни служил, в маленьком храме или в большом… Я помню, мы выезжали в Чудово, там только открывали храм, и в другие места Новгородской области, это была его епархия… Везде и всегда владыка служил одинаково торжественно, причем это не была помпезность, не
— Когда владыка рукополагал Вас и Вы стояли на коленях, что он сказал Вам перед тем, как возложил руки на Вашу главу?
Сказал то, что я и сейчас говорю всем. Он сказал мне простые и очень важные слова: «Сейчас благодать Святого Духа сойдет на тебя и ты станешь священнослужителем. Крепко молись Духу Святому, чтобы получить дар достойного пресвитерского служения Православной Церкви».
— Мы мало знаем о личных вкусах владыки. Каких композиторов он любил слушать во время богослужения, какие произведения были ему более близки?
Владыка был из народа, и душа его была православной. Вообще говоря, он воспринимал и любил все, диапазон его интересов простирался от старинного одноголосного пения до громадных концертных полотен Бортнянского, Архангельского и т. д. Но в своем обиходе больше всего любил простое обиходное пение. Бывало, когда я учился в регентском классе и было мое дежурство, скажет: «Толик, сыграй и спой второй глас». Он любил киевский распев вторых голосов. Я начинал, но только мимо нот: «Господи, воззвах Тебе, услыши мя…». Он любил эту подчеркнутую ритмику и буквально часами мог слушать простое пение стихир. При этом он услаждался не музыкой, но, как все великие старцы, словами стихир, их сладкозвучием и многомыслием. Теперь, кажется, я уже понимаю, почему. Скажем, почему в церкви возглашают 12 и даже 40 раз «Господи, помилуй»? Хватило бы, кажется, и одного раза, но нет, надо пропеть 12 раз, 40 раз. Или на Пасху «Христос Воскресе» — снова и снова. Один старец по этому поводу говорил так: «Пока душа не насытится, она не хочет отходить от имени Господня, и только когда напитается — идет дальше». Душа владыки Никодима всегда алкала Слова Божия. И он был ненасытный человек. Его душа постоянно хотела пребывать с Богом, постоянно пребывать со Словом Божиим, с литургическим Словом Православной Церкви. Конечно, это был выдающийся литургист. Он не мог терпеть фальши в богослужениях, когда священник стоит за престолом, как за станком. Этой искренностью в отношении к Богу, ко всему тому, что Божие, он подкупал всех.
Архиепископ Сумский и Ахтырский
ИОНАФАН
