Желая показать, в каком единении должны быть друг с другом христиане, Апостол приводит в пример единство человеческого тела. Он пишет: «как в одном теле у нас много членов, но не у всех членов одно и то же дело, так мы многие составляем одно и то же тело во Христе, а порознь один для другого члены».
Однажды Господь увидел в синагоге человека, имеющего сухую руку, и захотел исцелить его. Некоторые напомнили, что сегодня суббота, и тогда Господь сказал: «Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит»? По фарисейским законам овцу можно было спасти в субботу, а лечить человека — нельзя. Для них дороже овца, потому что — своя. А для Господа: «Сколько же человек лучше овцы»! Потому что он свой Господу. Причем, Господь сказал: «Кто из вас, имея одну овцу» — как будто для Него этот человек — единственный на земле. Как и для человека каждый член его тела — единственный и незаменимый. И если так относится Господь к каждому, — как же мы должны относиться друг к другу? Апостол подсказывает: по крайней мере, «радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими. Будьте единомысленны между собою: не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным; не мечтайте о себе». Невозможно представить себе тела, члены которого пытались бы вырасти один за счет другого, или враждовать между собой. Так же противоестественна вражда и между членами Христовой Церкви.
Особенность тела еще такова, что через любой, даже самый малый член может проникнуть яд и отравить все тело. Так и любой член Церкви своими праздными, нечистыми разговорами, принесенными из мира, может отравить душевное состояние своих собеседников. Каждый христианин ответственен за все тело Христово, и каждый должен уметь остановить разлитие зла. А гнев брата побеждается только твоей кротостью, крик — только молчанием, суета — только спокойствием. «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром».
Иногда укус ядовитой змеи даже надо прижечь огнем. И делается это так: «если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья». И это,
Все это более или менее понятно. Но тут встает самый главный, самый трудный вопрос: А где же эта Церковь? Где это тело, члены которого так взаимосвязаны друг с другом и со своей Главой? Неужели вот эти люди и есть та самая, святая, Церковь?!.
Но дело в том, что как на Бога нельзя указать пальцем и сказать: «вот Он», — так же и на Церковь. И как в Бога мы веруем, так же и о Церкви говорим: «Верую… во едину, святую, соборную и Апостольскую Церковь».
Верую, что она несомненно есть.
Верую, что она одна, и двух Церквей быть не может, как не может быть двух тел при одной голове.
Верую, что она — святая, и все нечистое, греховное, не имеет с ней ничего общего.
Верую, что она может быть только там, где есть видимое апостольское преемство.
Верую, что есть люди, которые всецело находятся в ней.
Верую, что и для меня это возможно.
Верую, и стараюсь теснее входить в нее: через выполнение заповедей, через покаяние, через участие в Таинствах, установленных Самим Господом.
Верую, что, как Господь исцелил иссохшую руку того человека, так и меня, если буду неотступно хотеть этого, — и исцелит, и сделает живой частью единого тела Своей Церкви. И тогда — то, что для меня сейчас «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно», — я увижу «лицом к лицу». То, что «теперь знаю я отчасти», — тогда познаю во всей полноте, «подобно как я познан» (1 Кор. 13, 12).
