Размышляю о днях древних, о летах веков минувших…
Пс. 76.6
Кто путешествовал, и особенно — далеко, тот знает, как отрадны и вожделенны те минуты, в которые он опять видит себя дома. С какой любовью, с каким утешением воспоминает он путь свой! Чего не перемыслит, чему не поучится при этом как бы вторичном странствовании!
Вот мы, подобно путешественникам, в утешение и назидание себе, займемся обзором совершенного нами (в течение года) духовного пути. За руководство возьмем себе при этом слова присного учителя нашего, богодухновенного Псалмопевца ветхозаветного, подобно нам совершавшего мысленное путешествие по временам, до него минувшим. Размышляю о днях древних, о летах веков минувших, — говорит он. Сделаем и мы то же.
Странствие свое начнем со времени, в которое при церковных богослужениях употребляется Триодь, это время, начинающееся за три недели перед Великим Постом. Своими восемнадцатью седмицами объемлет оно самые торжественные дни богослужения Православной Церкви и разделяется радостным днем Воскресения Христова на две половины, называемые четредесятницей и пятидесятницей.
Размыслим, прежде всего, о днях древних — первых из дней нашего годичного вослед Церкви странствия. При этом в самом начале воскресают в нашей памяти виденные нами образы двух столь не похожих друг на друга лиц — восхваляющего себя праведника и окаявающего себя грешника. Мы видели, как они входили в церковь помолиться, как и где стояли в храме Божием, что и как говорили при этом. Мы подивились, когда узнали, что, сверх чаяния, грешник вышел из церкви оправданным паче праведника. У вас замечены имена
Затем мы встретились с одним недобрым сыном одного доброго отца, который, преждевременно пожелав пожить на воле, оставил дом отеческий и край родной и на стороне далекой расточил безумно все полученное им в наследство имение; после чего обнищал до того, что должен был наняться пасти свиней, корму которых он, несчастный, завидовал. Утешились мы, когда узнали, что невыносимый голод заставил его вспомнить о родном доме и возвратил его в объятия отца. В памятных заметках сердца нашего неопытному юноше придано нелестное имя блудного сына.
Весьма памятна нам и раскрытая потом перед нами Церковью картина Страшного Суда Божия, ожидающего всех живущих на земле, поразительная и достоплачевная, и невыразимо тяжкая, послужившая, однако же, у нас как бы для прикрытия безумного веселия, вызываемого праздниками, неведомыми Христовой Церкви.
От зрелища последних судеб человеческих мы перешли потом к созерцанию — видели праотца нашего Адама сидящим прямо Рая в пустыне и вместе с праматерью человеков оплакивающим утраченное ими блаженство. Нося в сердце этот печальный образ, мы сами вступили потом в пустыню Великого Поста. Медленное, тяжелое,
Вот и все, что видели мы на предлежащем поприще покаяния. Зато для скучного для плоти однообразия дух наш бодро упражнял свои ослабевшие прежде в разнообразной суете житейских дел силы и, окрыляясь молитвой и постом, все более и более стремился навстречу великой седмице страданий Христовых.
Благостное событие воскрешения четверодневного Лазаря, завершившее собой душеполезную Четыредесятницу, заставило нас оглянуться назад и пожалеть, что так скоро наступил исход её. Это могло значить, что мы уже свыклись с постом и нашли его постом приятным, как называет его одна священная песнь.
Последняя седмица держала дух наш в непрерывном благоговейном внимании к умилительному ходу церковного богослужения; день ото дня мы все ближе и ближе видели перед собою — в воспоминательном совершении — таинство нашего искупления.
Наконец, узрели и то, чего нельзя позабыть, увидев раз, — клятвенный Крест с распятым на нем Сыном Божиим, бывшим за нас клятвою (Гал. 3:13). Многоречивый день безмолвствующей субботы преблагословенной ежеминутно колебал сердце наше и между скорбью преходящего и радостью наступающего.
Незабвенная всепразднственная ночь превратила все существо наше в зрение, в слух, в мысль, в чувство. Светоносное сретение Воскресшего и несравненная песнь Воскресения, в первый раз огласившая слух наш, не служат ли драгоценнейшими воспоминаниями из всего нашего странствия? И вся та светлая седмица не есть ли для памяти нашей один лучезарный, пленительный образ восторгающей, неувядающей, благоухающей красоты?
Весело и радостно шли мы потом, как бы спустившись с высокой горы, по ровному и цветистому лугу Пятидесятницы. Имя Пасхи каждый день доносило до души нашей сладчайшее и отраднейшее сознание близости к нам Господа нашего Иисуса Христа, пока Церковь не показала нам Его возносящимся от нас на небо. Сердцу стало прискорбно, но дух радовался за возвышение естества человеческого превыше всякой видимости.
Затем путь наш как бы остановился на время. Виденного нами было слишком достаточно, чтобы заставить нас, подобно апостолам, стоять мысленно и смотреть на небо или пребывать с апостолами на Сионе и как бы ожидать
Размышляю о днях древних, о летах веков минувших, — говорит путеводитель наш. Не доискиваясь бесцельно связи, которая может быть между днями древними и летами веков минувших, верные избранному нами руководству, начинаем поминать лета веков минувших.
Размышляю о днях древних, о летах веков минувших — так заканчивает слово руководительный стих псалма. Если единственный год своей последовательностью четырех времен изображает круг естественной жизни человека и заставляет любителя мудрости многому научиться у его простых,
Его первая часть, которую мы только что с помощью Божией, рассмотрели, есть преимущественно время научения нашего истинной вере и жизни христианской. Это всеобщая и всенародная школа Церкви, в которой учитель — чин богослужения, ученики — все, принимающие в нем участие. В этой богоустроенной школе и в настоящий год каждый мог достаточно обучить себя к благочестию (1 Тим. 4:7), каждый мог получить самонужнейшие для него сведения о своей судьбе — настоящей, прошедшей и будущей.
Вторая часть церковного года есть по преимуществу время обращения полученных нами познаний в жизнь. Все, что мы видели и слышали в течение первой части, должно составить предмет нашего заботливого пересмотра, усвоения и обращения в урок себе. Но сколько же таких уроков может быть извлечено из виденного и слышанного нами!
…В день Пятидесятницы Дух Господень, исполнив естество наше силами не от мира сего (Ин. 18: 36), превратил бедных, слабых и робких рыбарей в победителей мира и, через них излившись на весь род человеческий, освободил людей от рабства миру. Первые причастники Духа Святого, они чувствовали себя настолько возвышенными над миром, что почитали все тщетою ради превосходства познания Христа (Флп. 3:8), не боялись ни лишений, ни болезней, ни напастей, ни скорбей.
Несчетный лик исповедников Евангельской истины показал величайшее торжество человечества над миром. В немощной и многострадальной плоти, которая есть ближайшая и крепчайшая сеть нашего духа, они показали пример полнейшей свободы и независимости духовной, отдавая её (плоть) на жесточайшие муки, не уступая насилию от своей всесвободной решимости стоять за истину Божию. После их поразительного и поистине преестественного примера утешительно посмотреть и на богоподобное жительство множества подвижников благочестия, также побеждавших мир…
Подобно мученикам, стоя до крови и до смерти за свободу духа, сонмы преподобных успевали сохранить совершенно независимыми и неприкосновенными свои богодарованные права над миром. Сила Божия совершалась в немощи (2 Кор. 12:19). Не владея ничем, они всем были довольны; едва имея силу двигать своим изможденным от трудов и постничества телом, они доживали до глубочайшей и безболезненной старости, повелевали стихиями, управляли зверями, властвовали людьми при помощи одного слова, одного взора, одного хотения своей чудодейственной воли. Этому их свободнейшему жительству встречалось одно только препятствие — смерть. Но и смерть они умели делать для себя предметом свободного желания, вожделенным и радостным, как все Божественное о них Промышлеение. Подобно апостолу, они также имели непрестанное желание разрешиться и быть со Христом (Флп. 1:23).
Так было со теми, в ком Дух Святой не был угашаем (1Фес. 5:19) ни на самое короткое время, где благодатный начаток Его (Рим. 8:23) неленостно возгреваем был (2 Тим. 1:6) молитвой, кем научения Его (1 Кор. 2:13) принимаемы были за высшую руководственую мудрость жизни.
Блаженное обетование Господа пребывать в Церкви до скончания века даровало верующим в Него возможность зреть Бога. Господь благоволил соединить нас с Собою, как соединены ветви с лозой (Ин. 15:5), сделался нашим, всегда и повсюду нам присущим, так что где вера, там и Он, верой вселяющийся в сердца наши (Еф. 3:17); где молитва, там и Он, давший слово сотворить все, если чего попросите во имя Его (Ин. 14:13), и, следовательно, быть при молитве нашей; где любовь, там и Он, обещавший вместе с Отцом придти к возлюбившему Его и обитель у него сотворить (Ин. 14:23). Где двое или трое собраны во имя Его, там и Он посреди них (Мф. 18:20)…
Братья! Будем ли мы вместе в грядущие лета нашей церковной жизни или различными обстоятельствами, то есть промыслительной волей Божией, рассеемся в концы земли; будем ли оставаться под впечатлением настоящего на время или увлечемся потоком новых чувств, от притока новых дел, — сохраним память прожитых нами дней церковного года. Каковы бы они ни были, да послужат они на пользу души каждому как напоминание о важнейших для христианина предметах.
Благодать Господа нашего Иисуса Христа, Устроителя дней первых, и любовь Бога и Отца, Предначертателя лет вечных, и общение Святого Духа, нашего присного Учителя, да будет со всеми нами (2 Кор. 13:13)!
