Главная/Библиотека/Вестник Московской митрополии/№7-8 за 2012 год/

Отечественная война 1812 года и Русская Православная Церковь

Отечественная война 1812 года, 200-летний юбилей которой отмечается в этом году на государственном уровне, была не только военно-политической борьбой государств, но также столкновением двух цивилизаций. Современники воспринимали происходившие события как противостояние православной России и «безбожной» Франции. Русская Православная Церковь, являвшаяся духовно-нравственной основой Российской империи, играла в этой войне очень важную роль. Она проводила многостороннюю деятельность, направленную на сплочение русского общества и организацию отпора врагу1.

Главным направлением деятельности православного духовенства стала антинаполеоновская церковная проповедь, в ходе которой не только объяснялся справедливый, освободительный характер войны, но также создавался нелицеприятный, «безбожный», а порой даже «темный», т. е. «демонический» образ врага и проводилась мысль, что России Богом предназначено остановить злодеяния Наполеона и освободить от него Европу. Огромные масштабы иноземного вторжения и высокая степень опасности требовали от государственной власти осмысления природы этого вторжения для выработки оптимальных способов борьбы с ним. Одной из наиболее эффективных мер как раз и стала широкая антинаполеоновская церковная и светская пропаганда.

Основным документом, в котором была выражена официальная позиция Русской Православной Церкви по отношению к Наполеону, его империи и начавшейся войне, было воззвание Святейшего Синода, читавшееся во всех храмах и монастырях России вслед за оглашением манифеста императора Александра I от 6 июля 1812 г. Высочайший манифест, сообщавший «о сборе внутри государства земского ополчения», ясно показывал, что император в борьбе с вторгнувшимся в пределы России неприятелем решил сделать главную ставку на православную веру и народную войну. Царь обращался ко всем своим подданным, «ко всем сословиям и состояниям, духовным и мирским», приглашая их «единодушным и общим восстанием содействовать против всех вражеских замыслов и покушений». Он предлагал поражать неприятеля «на каждом шаге» «всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам». Манифест содержал знаменитую фразу: «Соединитесь все: с крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют»2.

Упомянутым воззванием Церковь поддержала решение императора. В нем подчеркивалась связь происходивших событий с революцией 1789 г., во время которой «ослепленный мечтою вольности» французский народ казнил законного короля Людовика ХVI и осквернил собственные храмы, чем заслужил проклятие Бога, распространившееся также и на те страны, которые последовали за Францией. Наполеон именовался «властолюбивым, ненасытимым, не хранящим клятв, не уважающим алтарей врагом», который «покушается на нашу свободу, угрожает домам нашим, и на благолепие храмов Божиих простирает хищную руку». Наступившая война осознавалась как «искушение», нависшее над Россией, которое она должна преодолеть с Божьей помощью и еще больше утвердиться «в уповании на Промысл». Церковь призывала прихожан «принять оружие и щит» и «охранить веру отцов». Духовенству предписывалось укреплять людей в вере и призывать к участию в организации и деятельности ополчения: «Всех научайте словом и делом не дорожить никакою собственностью, кроме веры и Отечества»3.

В плане выполнения духовенством этого предписания показателен случай, произошедший 25 июля 1812 г. в г. Тамбове во время заседания Дворянского собрания, рассматривавшего вопрос о создании ополчения. Епископ Тамбовский и Шацкий Иона (Василевский), совершив Божественную литургию, во всем облачении вошел в дом, где проходило собрание, исполнил молебственное пение с коленопреклонением и обратился к дворянству и купечеству с краткой речью, призвав «ополчиться единодушно и сокрушить зубы скрежещущего врага», доказать, что «мы за святость веры, за дом Божией Матери, за честь и славу великого монарха нашего готовы победить или умереть»4. Иона первым внес 3 тыс. руб. на создание ополчения. Этот поступок, по словам очевидца, «побудил все состояния к похвальному соревнованию»5.

Положения, изложенные в воззвании Синода: о справедливой войне в защиту Отечества, благословляемой Богом, о Наполеоне как враге России и Православной Церкви, а также о важной миссии, возложенной Богом на Россию, нашли отражение и развитие в речах церковных иерархов, проповедях и молитвах священнослужителей, обращенных к армии, ополчению и народу. В Санкт-Петербурге особой популярностью пользовались проповеди митрополита Амвросия (Подобедова), в Москве — епископа Дмитровского Августина (Виноградского), осуществлявшего в то время фактическое руководство Московской епархией из-за болезни митрополита Платона (Левшина).

Епископ Августин был прекрасным проповедником, справедливо заслужившим прозвище „Златоуст“. Всеми силами он старался укрепить народ в вере и поддержать в нем патриотический подъем. Например, в пастырском наставлении, произнесенном 28 июля 1812 г. в Успенском соборе, он обратился ко всем сословиям с призывом дать отпор „сильному, коварному и злобному врагу“, который умышляет в ярости своей разорить святой Иерусалим [Москву], расхитить достояние людей Божиих, огнем и мечом опустошить Россию». Духовенство Августин призывал к «умножению молитв» за Отечество, дворянство — к организации частей ополчения и руководству ими («под знаменами Господа Сил и Помазанника Господня»), купечество — к денежным пожертвованиям на нужды войны, народ — к вооружению «на охранение святынь», «на защищение алтарей», «на спасение достояния своего, жен и детей своих». Всем предписывалось соблюдать верность царю и уповать на Бога. («Аще будете с Господом и Господь будет с вами»6). По поручению императора Александра I епископ Августин написал «Молитву об изгнании врагов из Отечества». Одобренная императором, она была напечатана в Московской синодальной типографии и разослана по монастырям и церквам епархии для ежедневного чтения с коленопреклонением на Литургии. Молитва содержала горячий призыв к Богу «укрепить государя императора Александра I», «благословить его начинания и дела», «утвердить царство его», «сохранить воинство его» и «подать ему победу на врага»7.

Религиозная фразеология активно использовалась также светской пропагандой, которая, как и церковная проповедь, наложившись на кощунственное отношение неприятеля к православным святыням, вызвала небывалый религиозно-патриотический подъем в армии и народе. Пропаганда эта осуществлялась различными способами. Например, в войсках полковые священники распространяли информацию из письма профессора Дерптского университета В.-Ф.Гецеля, присланного в начале войны военному министру М. Б. Барклаю-де-Толли. Она представляла собой изъяснение двух мест из Откровения апостола Иоанна Богослова, где в гематрии имени императора Наполеона высчитывалось «звериное число 666» и предсказывалось его скорое падение. «Апокалипсический зверь», как известно, отождествляется христианской эсхатологией с Антихристом. Согласно Апокалипсису, власть зверю будет дана на 42 месяца. Именно этим числом и объяснялось падение Наполеона в 1812 г., ибо в то время ему уже исполнилось 42 года8.

Для создания соответствующего образа врага активно использовались также изобразительное искусство и художественная литература. В 1812—1814 гг. были изданы десятки карикатур, на которых французский император был изображен в демоническом обличье (с рогами и хвостом) или стоящим рядом с сатаной и чертями. Г. Р. Державин, остававшийся в то время ведущим поэтом России, в ряде возвышенных произведений, используя подчас чрезмерные гиперболы, представил войну наполеоновской империи с Россией как борьбу тьмы со светом, зла с добром, нечестия с православием. Например, в лиро-эпическом гимне 1812 г. «На прогнание французов из Отечества» Наполеон нарисован вышедшим из бездны «таинственных числ зверем», «в плоти седьмглавым Люцифером, о десяти рогах венчанным», драконом или «демоном змеевидным», который в сопровождении подчиненных ему ехидн шествует по земле, сея повсюду смерть. Все живое бежит от зверя прочь, но вот на его пути встает «агнец белорунный, смиренный, кроткий, но челоперунный» — император Александр I. Он поднимает народ на борьбу за веру, против «врага Христова»9.

Религиозные обвинения в адрес Наполеона нельзя назвать необоснованными. Несмотря на допускавшиеся по законам жанра преувеличения, антинаполеоновская пропаганда опиралась на реальные исторические факты. Дело в том, что еще до наступления Отечественной войны 1812 года события, происходившие во Франции (гонения на Церковь и духовенство времен Великой Французской революции, введение республиканского календаря и провозглашение новой религией культа Разума), а также слишком прагматичная, даже беспринципная церковная политика Наполеона, его неоднократные столкновения с папой Пием VII, закончившиеся в 1809 г. отлучением французского императора от Церкви и пленением римского первосвященника, создали у современников ощущение некоего духовно-религиозного мятежа, поднятого Наполеоном против христианства.

В 1806—1807 гг. после созыва французским императором в Париже Великого синедриона (вызванного желанием преодолеть национальную обособленность евреев и привлечь их в армию) возникла легенда о демонической сущности Наполеона. Дело в том, что Великий синедрион, осудивший в свое время на распятие Иисуса Христа, не созывался полтора тысячелетия. По существовавшему преданию, вновь собравшийся синедрион должен был провозгласить приход Антихриста. Не удивительно, что уже извещение о его предстоящем созыве встревожило христиан. При этом если большинство европейских государств ограничились простым замалчиванием этого события, то в России, находившейся в то время в состоянии войны с Францией, Православная Церковь сразу дала ему соответствующую оценку, намекнув на приход «лжемессии». Эта идея была развита в 1808—1809 гг. в Испании и в Германии. В 1812 г. в России она вновь оказалась востребованной. Великая армия, покрывшая кровью половину Европы, грабившая и осквернявшая русские православные храмы, действительно воспринималась многими как своеобразная темная сила, а ее предводитель сравнивался с Антихристом — ставленником сатаны, который, согласно христианской эсхатологии, должен появиться на Земле незадолго до второго пришествия Христа и сосредоточить все существующее на ней зло для борьбы против Христианской Церкви.

Помимо активной проповеднической деятельности православное духовенство внесло значительный денежный вклад в организацию народного ополчения. 25 июля 1812 г. император Александр I утвердил доклад Святейшего Синода (от 17 июля), содержавший предложения: из прибылей, получаемых от продажи свечей в церквах, отдать 1,5 млн руб. «в пособие к составлению новых сил» (т. е. ополчения); пригласить духовенство к пожертвованиям; а также разрешить причетникам, детям священно- и церковнослужителей и семинаристам (не выше риторического класса) по желанию увольняться в ополчение.

Пожертвования от духовенства поступали в местные духовные консистории, откуда, по согласованию с губернаторами, направлялись в губернские комитеты народного ополчения. Епархиальные архиереи сообщали в Синод о количестве собранных средств и о лицах, пожелавших поступить в ополчение. Согласно рапортам архиереев, хранящимся в архиве Синода, и некоторым другим источникам, общая сумма пожертвований православного духовенства на ополчение (вместе с 1,5 млн руб., данными Синодом) составила: 2 405 076 руб. 60 коп. ассигнациями, 27 214 руб. 88 коп. серебром, 556 руб. золотом, 3388 руб. 10 коп. медью; 60 пудов 27,5 фунтов 67,5 золотников серебра и 10 фунтов 18,5 золотников золота в изделиях и слитках10.Наиболее крупные вклады составили пожертвования ряда монастырей. Например, Троице-Сергиева лавра внесла 70 тыс. руб. ассигнациями, 2500 руб. серебром и 5 пудов 20 фунтов 20 золотников серебра в вещах и слитках11; Александро-Невская лавра — 25 225 руб. и 5 пудов 37 фунтов 85 золотников серебра12. Можайский Лужецкий Ферапонтов монастырь пожертвовал 2 тыс. руб. в пользу больных и раненых воинов русской армии, за что получил личную благодарность М. И. Кутузова13.

Согласно вышеупомянутым рапортам, в ополчение поступило 412 человек духовного сословия. Среди них значительное место занимают ученики духовных академий, семинарий и уездных училищ. Так, например, Казанская духовная академия дала 56 человек, Киевская — 22, Калужская духовная семинария — 50 человек. Ученик Костромской духовной семинарии Василий Яхонтов, служивший в ополчении урядником, за успехи был произведен в унтер-офицеры14.

Помимо семинаристов и церковнослужителей, которые, как не имевшие священного сана, могли взять в руки оружие, при отрядах народного ополчения состояли священники. Они выполняли те же функции, что и военное духовенство в регулярной армии. Губернаторы, обращаясь к епархиальным архиереям с просьбой назначить в ополчение священнослужителей, называли последних «духовными вождями, способными внушать новоизбранным воинам их обязанности и побуждения не щадить жизни для защиты веры, царя и Отечества»15. Со своими отрядами священники участвовали в сражениях, некоторые из них из походов не вернулись. Так, в октябре 1814 г. под Варшавой скончался протоиерей 3-го отряда Санкт-Петербургского ополчения Алексей Шашкевич.

Перед выступлением ополчений в поход духовенство, как правило, служило молебен и вручало командирам отрядов иконы и освященные хоругви. Московскому ополчению император Александр I передал образ преподобного Сергия Радонежского, присланный ему митрополитом Платоном. Этот образ святого Сергия (покровителя российских военных сил), сделанный из его гробовой доски еще в царствование царя Феодора Иоанновича, находился в русской армии в 1654—1658 гг. во время Польских походов (по повелению царя Алексея Михайловича) и в 1701—1721 гг. — во время Северной войны (по распоряжению Петра I). При выступлении Московского ополчения в поход (14 августа 1812 г.) епископ Августин вручил ему две хоругви, взятые из приходской Спасо-Преображенской церкви (одну — с изображением Николая Чудотворца и Успения Богоматери, другую — с изображением Успения Божией Матери и Воскресения Христова). После войны образ святого Сергия был возвращен в лавру, а хоругви были помещены в кремлевский Успенский собор.

В регулярной армии каждый полк имел своего священника, свою походную церковь и, как правило, свою икону, считавшуюся покровительницей этого армейского подразделения. Во время Отечественной войны в русской армии находилась также общая святыня — Смоленская икона Божией Матери, вынесенная из Смоленска 5 августа 1812 г. при оставлении города16. При выносе иконы на городской площади, при большом стечении народа, был проведен молебен. Священник, читавший Евангелие, закончил чтение словами: «Пребысть же Мариам с нею яко три месяцы и возвратится в дом Свой». Интересно заметить, что икона вернулась в Смоленск ровно через три месяца. Генерал М. Б. Барклай-де-Толли распорядился, чтобы Смоленская икона Божией Матери «постоянно следовала за войсками». Для ее охраны им была назначена 1-я артиллерийская рота 3-й пехотной дивизии под командованием полковника Глухова. Чудотворную икону обшили холстом и установили «на ходу взорванного зарядного ящика». 17 августа в Царево-Займище главнокомандующий М. И. Кутузов приказал сделать для нее новый киот. Смоленская икона Божией Матери передвигалась с русской армией, сопровождая ее во всех событиях и битвах 1812 г., вплоть до освобождения Смоленска. По свидетельству генерал-лейтенанта П. П. Коновницына, «войска с благоговением зрели посреди себя образ сей и почитали оный благоприятным залогом Всевышнего Милосердия. При одержании над неприятелем важных побед и успехов приносимы были всегда пред иконою благодарственные молебствия»17. Накануне Бородинской битвы, 25 августа, Смоленскую икону Божией Матери пронесли по всем позициям русских войск, где перед ней в присутствии М. И. Кутузова был отслужен молебен.

Богослужения и молебны, регулярно проводимые полковыми священниками, поднимали моральный дух русской армии, укрепляли ее мужество. Перед сражением, обходя позиции своих полков, священники напоминали солдатам об их долге и присяге. На поле брани под неприятельским огнем они напутствовали умирающих, а при необходимости воодушевляли солдат личным примером — вставали с крестом в руке впереди полка, увлекая его в атаку. Согласно данным архива Синода, в 1812 г. в ведомстве армейского духовенства состояло 240 человек, около 200 из них участвовали в Отечественной войне и Заграничных походах русской армии 1813—1814 гг.18 14 полковых священников получили ранения и контузии. Священник Черниговского драгунского полка Кирилл Забуженков погиб в Бородинском сражении. Многие священнослужители были удостоены различных наград. Например, в 1812—1814 гг. за отличие в военных действиях 30 полковых священников были награждены скуфьей, 35 — камилавкой, 12 — золотым наперсным крестом, выдаваемым от Святейшего Синода, 8 — орденом Святой Анны.

Наибольшую известность во время войны 1812 года получил священник 19-го егерского полка Василий Васильковский, награжденный орденом Святого Георгия 4-го класса. Молодой, храбрый и преданный своему делу, он в первый раз отличился 15 июля в сражении под Витебском. Как писал обер-священнику армии и флота И. С. Державину командир 24-й пехотной дивизии генерал-майор П. Г. Лихачев, с самого начала боя отец Василий «по искреннему усердию находился… впереди с крестом, благословил полк, потом в самом жарком огне поощрял всех на побеждение неприятеля, исповедывал тяжело раненых, где от рикошета ядра землею в левую щеку получил рану, но и с оною находился еще в сражении, пока вторично получил в крест, бывший у него на груди, удар пулею и от оной сильную в грудь контузию»19. Новый подвиг, совершенный Васильковским в бою под Малоярославцем, заставил о нем заговорить. Командир 6-го корпуса генерал Д. С. Дохтуров в донесении на имя главнокомандующего отмечал, что священник Васильковский в этом бою, «находясь впереди полка с крестом, своим наставлением и примером мужества поощрял солдат поражать врагов и умирать бесстрашно за веру и государя»20. Раненный в голову, он был вынесен с поля боя. По представлению М. И. Кутузова, император Александр I пожаловал Василию Васильковскому орден Святого Георгия 4-го класса21. В истории России это был первый, а в период наполеоновских войн единственный случай вручения такой награды священнику.

Громкую славу заслужил своими подвигами протоиерей Кавалергардского полка Михаил Гратинский. Сопутствуя полку во всех походах, бывших с 1806 г. вплоть до Отечественной войны, после генерального сражения при Бородине он отправился для обновления изношенной церковной ризницы в Москву, где был захвачен в плен неприятелем, в силу чего оставался в городе во все время пребывания здесь врага. Принужденный пожарами переходить из одного убежища в другое, подвергаясь ограблениям и унижениям, Гратинский не падал духом и сумел выпросить у французов разрешение отправлять богослужение в одной из уцелевших Московских церквей. 15 сентября (в день венчания на царство императора Александра I) в церкви св. Евпла на Мясницкой улице отец Михаил в присутствии оставшегося в Москве населения совершил Божественную литургию и молебен с коленопреклонением. С этого дня до самого выступления французов из Москвы Гратинский ежедневно совершал богослужение и, в присутствии неприятеля, возносил к Богу мольбы о победе русского оружия.

На территории внутренних губерний России Великая армия, как известно, столкнулась с активным сопротивлением мирного населения. Среди отрядов самообороны было немало церковнослужителей и даже священников, которые часто являлись организаторами и руководителями крестьянских отрядов. Вступать в вооруженную борьбу с неприятелем их нередко побуждало его варварское отношение к церковным святыням. Так, священник села Крутая гора Юхновского уезда Смоленской губернии Григорий Лелюхин, увидев, что отряд французских мародеров (около 50 человек) ограбил церковь и осквернил алтарь, убедил своих прихожан устроить погоню. Вооружившись топорами и вилами, крестьяне неожиданно напали на грабителей в лесу и, перебив их, отобрали церковное имущество. Воодушевленные удачей, крестьяне вскоре увеличили свой отряд до 200 человек. На колокольне храма они выставили сторожевого, который при приближении мародеров звонил в колокола, и крестьяне во главе с отцом Григорием отражали нападение22. Таким же образом действовали жители Гжатского уезда: при появлении французских мародеров священники поднимали тревогу посредством колокольного звона, и сбежавшиеся прихожане защищали церкви и свои жилища. Благодаря этому храмы в селах Сосницы, Чали, Дора были спасены от разорения23. В Смоленской губернии предводителями крестьянских отрядов были также дьячок г. Рославля Савва Крастелев, погибший при столкновении с неприятелем у деревни Козловка24, и пономарь села Савенок Сычевского уезда Алексей Смирягин, награжденный знаком отличия Военного ордена за отнятие у французского офицера ордена Почетного Легиона и четырех карт России25. Священник села Тарбеево Сычевского уезда Петр Протопопов с дьячком Иваном Белявским и прихожанами взяли в плен 23 вооруженных француза и передали их прибывшему туда отряду казаков во главе с полковником И. Ф. Чернозубовым.

В Московской губернии во главе одного из крестьянских отрядов самообороны стоял священник верейского Рождественского собора Иоанн Никифорович Скобеев. Его заслуги особенно проявились при штурме г. Вереи генерал-майором И. С. Дороховым. Собрав тысячу крестьян Вышегородской волости, Скобеев с их помощью срыл на Земляном валу сделанные французами укрепления, «изыскал во многих домах скрывшихся неприятелей, сжег неприятельские ворота, фуры и брички». Кроме того, по просьбе Дорохова отец Иоанн собрал 500 конных вооруженных крестьян, которые усилили его корпус, и подготовил 7 подвод для раненых воинов. Крестьяне с полной готовностью откликались на все призывы Скобеева, который, по его собственным словам, «будучи более 20 лет увещателем во всех присутственных местах, был совершенно им известен, и по известности снискал от них к себе доверенность и уважение». За деятельность по освобождению Вереи Скобеев был награжден золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте. В апреле 1815 г. отец Иоанн выполнил последнее желание Дорохова — похоронил его в верейском Рождественском соборе26.

Отличился также и дьячок села Рюховского Волоколамского уезда Московской губернии Василий Григорьевич Рагузин, организовавший из 500 крестьян отряд, успешно защищавший от неприятеля окрестные селения. Не ограничиваясь набегами на отряды французских мародеров, Рагузин нес также разведывательную службу. С этой целью ему был дан открытый лист, согласно которому крестьяне должны были предоставлять ему подводы и оказывать всяческое содействие. За свои подвиги Рагузин был награжден серебряной медалью, учрежденной в память войны 1812 года, и получил 400 руб. для поправления своего материального состояния27.

В Калужской губернии благодаря активным действиям духовенства и прихожан в двух из пяти оккупированных уездов — Мосальском и Тарусском — все храмы были спасены от разорения. Способ обороны был тот же, что и во многих местах Смоленской губернии: при приближении мародерских отрядов священники поднимали колокольный звон и сбежавшиеся крестьяне защищали храмы и дома своего села. Особенно успешно действовали прихожане села Любуни Мосальского уезда во главе с протоиереем Яковом Иоанновичем Чистяковым, отразившие несколько нападений. Один эпизод из жизни этого села в 1812 г. ярко свидетельствует о важности православной веры для русского народа и об авторитете духовенства.

28 августа 1812 г. французский отряд напал на Любунь и поджег несколько строений. Некоторые крестьяне, испугавшись за свои дома, поднесли врагам хлеб и соль, однако большая часть жителей оказала французам сопротивление. Мародеры были разбиты, и жители села собрались в храме для благодарственного молебна. Протоиерей Чистяков произнес здесь проповедь «с изъяснением того, что Господь, видимо, споборает нам, предавая в невооруженные руки наши вооруженных злодеев». После окончания богослужения, когда прихожане подходили целовать крест, это намеревались сделать и те крестьяне, которые проявили малодушие, но Чистяков не допустил их к кресту со словами: «Подите прочь, вы не русские, вы не наши, вам не принадлежит торжество наше, вы хотели, поднося хлеб и соль французам, чтоб они восторжествовали над нами, удалитесь из нашего общества». По свидетельству очевидцев, это так «подействовало на прочих, что крестьяне при малейшей тревоге бросали полевые работы и спешили на отражение врагов, а дворовые ходили в Ельнинский уезд на поиск французов и многие партии истребляли»28.

В силу специфики своего положения духовное сословие не могло в массовом порядке принимать непосредственное участие в вооруженной борьбе, но общественные функции, соответствующие своему сану, выполняло, как правило, образцово. Большая часть духовенства не покинула свои места, оставшись с паствой. Там, где храмы не были до основания разграблены и осквернены, священники отправляли богослужение и исправляли требы, что было очень важно для народа в такое трудное время. После войны Московский генерал-губернатор Ф. В. Ростопчин, собирая сведения о поведении обывателей, находившихся в его ведомстве, отдал справедливость «достохвальному поведению духовенства», которое во время пребывания врага в Москве и Московской губернии «не переставало исполнять обеты своего священного сана, напоминая народу словом и делом обязанности его перед Богом и царем». По его мнению, «внушения служителей Православной Церкви преобразили смиренных поселян в мужественных защитников блаженного Отечества нашего — принявших смерть за веру и верность»29. За сохранение церковного имущества и отправление богослужений в оккупированной Москве золотыми наперсными крестами, выдаваемыми от Синода, были награждены: священник церкви Рождества Пресвятой Богородицы, что на Стрелке, Алексий Иванов; священник церкви Максима Блаженного, что на Варварке, Игнатий Иванов; священник Троицкой церкви Георгий Семенов; священник Рождественской церкви, что в доме княгини Голицыной, Исидор Дмитриев; священник церкви Живоначальной Троицы Георгий Легонин; священник Ианнуариевской, что в Запасном дворце, церкви Григорий Гаврилов; священник Грузинской, на Воронцовом поле, церкви Василий Гаврилов, а также священник Казанской церкви села Коломенского Афанасий Ипатов, который отправлял богослужение и исправлял требы один при пяти церквах, находившихся в окрестных селениях. Такую же награду получил священник Вознесенской церкви Алексий Марков, которого неприятельские солдаты, пытавшиеся выяснить местонахождение церковных ценностей, подвергли побоям и оскорблению — обрили ему голову и бороду. Протоиерей Преображенской, что на Глинищах, церкви Петр Семенов, отправлявший богослужение и понесший тяжелые раны от врагов, «за усердие и за ревность к служению своему» был награжден золотым наперсным крестом, украшенным алмазами.

Защищая храмы и церковное имущество от разграбления неприятелем, многие представители духовного сословия погибли. Например, священник Смоленского кафедрального собора Василий Щировский был затравлен собаками прямо в храме за то, что не позволил французскому офицеру украсть серебряное кадило. В Москве были до смерти замучены священник Сорокосвятской церкви Петр Вениаминов, священник Николаевской, в Кошелях, церкви Иоанн Петров, священник Архангельского собора Иоанн Гаврилов, священник Николаевской, на Студенце, церкви Алексий Иванов, диакон Николаевской церкви Михаил Федоров, протопоп церкви Спаса, что в Рогожской (имя неизвестно), священник Георгиевского монастыря Иоанн Алексеев, иеромонах Знаменского монастыря Павел, одна из послушниц Алексеевского монастыря. Измученные пытками, скончались вскоре после освобождения Москвы священник Николотолмачевской церкви Иоанн Андреев и священник Николаевской, в Гнездниках, церкви Петр Катышев. В Московской губернии от руки неприятеля погибли священник села Жехова Подольского уезда Александр Максимов и пономарь того же села Сергий Егоров. Пропали без вести и, возможно, были убиты священники села Воробьева Московского уезда Иаков Ильин и села Богоявленского Подольского уезда Феодор Михайлов.

Во время Отечественной войны 1812 г. многие православные храмы и монастыри, расположенные на территории шести епархий, затронутых военными действиями, были разграблены и осквернены неприятелем. В начале войны архиереи этих епархий по распоряжению Синода и по согласованию с гражданскими властями предприняли ряд мер для эвакуации церковного имущества, однако вывезти удалось только самое ценное и далеко не изо всех храмов и обителей. Варварское поведение завоевателей было вызвано режимом оккупации, развязавшим их низменные инстинкты, разной конфессиональной принадлежностью противников, а также безразличным отношением большинства представителей Великой армии к религии вообще и непониманием ими ценностей и традиций русского народа. Наиболее сильно пострадала Центральная Россия (Смоленская, Московская и Калужская епархии), западные губернии (отчасти — из-за политики, проводимой местными властями) — сравнительно меньше. В Волынско-Житомирской епархии пострадали 12 церквей; в Могилевской — 11 храмов и 3 монастыря; в Минской — 4 монастыря и 36 церквей. В Москве были разграблены 22 из 24 существовавших монастырей (за исключением Данилова и Новодевичьего) и большинство церквей (227 из 264)30. Кремлевский Успенский собор — главная святыня Москвы — был полностью разграблен и превращен в конюшню, а также в помещение для переплавки риз с икон и других серебряных и золотых вещей. В Высокопетровском монастыре оккупанты устроили скотобойню, во многих монастырских и приходских храмах — жилые помещения, конюшни и склады для хранения продуктов, соломы и овса. Результатом разорения стало упразднение трех наиболее пострадавших монастырей (Георгиевского, Ивановского и Крестовоздвиженского) и одиннадцати церквей древней столицы. (Ивановский монастырь в 1859 г. был возобновлен.) В Московской губернии были разграблены 4 монастыря и многие храмы. В Смоленской епархии было разграблено 6 монастырей и пострадало 252 (по другим данным, 323) церкви; в Калужской — 2 монастыря и 24 (или 27) церкви. Вандализм завоевателей вызвал взрыв всеобщего негодования и способствовал расширению движения народного сопротивления, носившего во многом религиозный характер. Однако, несмотря ни на что, Церковь, призывая народ к борьбе с врагом, предостерегала от излишнего ожесточения и вседозволенности. Перед началом заграничных подходов Церковь и император призывали русских солдат на территории неприятеля не уподобляться врагу и победить его «столько же великодушием своим, сколько оружием»31.

После окончания войны Церковь и государство провели ряд мероприятий, направленных на восстановление разрушенных церковных и монастырских зданий. Основным источником средств для восстановления святынь стали 3,5 млн руб., выделенные Комиссией духовных училищ «на исправление соборов, церквей, монастырей, училищных зданий» и на вспомоществование священно- и церковнослужителям в тех губерниях, где проходили неприятельские войска. Большая часть приходских храмов была восстановлена на средства прихожан.

Действия священно- и церковнослужителей в ходе Отечественной войны 1812 г. получили высокую оценку со стороны церковной и государственной властей. 4 августа 1813 г. в обращении ко «всему православному духовенству российскому» Святейший Синод отметил, что «сила слова и примера, с которою пастыри… внушали народу обязанности к Богу и верность к законному Государю, ободряли угрожаемых, утешали бедствующих и претворяли кротких поселян в отважных поборников Отечества, оправдана всенародным опытом и неоднократно засвидетельствована властями военными и гражданскими». «Изволением» императора Александра I «от его священного престола и от всего христолюбивого Отечества» Синод засвидетельствовал «православному духовенству российскому благоволение и честь и благодарение»32. Высочайший манифест от 30 августа 1814 г. установил в качестве награды для духовенства, священнодействовавшего во время Отечественной войны, бронзовый крест на Владимирской ленте с надписью: «1812 год».

Многосторонняя патриотическая деятельность духовенства, а также судьба в военное время русских монастырей и храмов придали войне 1812 года тот особый колорит, благодаря которому она вошла в историческую память нашего народа как война православная, то есть как священный подвиг за сохранение православной веры. В Высочайшем манифесте от 25 декабря 1812 г. в качестве главной причины победы была названа помощь Бога. На реверсе медали, учрежденной в память победы в Отечественной войне 1812 г., выдаваемой всем участникам боевых действий вне зависимости от сословий, была выбита надпись: «Не нам, не нам, а имени Твоему». «Для принесения Всемогущему Богу теплых и усердных молитв за избавление Державы Нашей от лютого и сильного врага, и в прославление в роды родов сего совершившегося над Нами промысла и милости Божией» император Александр I постановил проводить ежегодное празднество в день Рождества Христова33. В церковном кругу, согласно указу Александра I Святейшему Синоду от 30 августа 1814 г., оно получило официальное наименование «Рождество Спасителя нашего Иисуса Христа и воспоминание избавления Церкви и Державы Российской от нашествия галлов, и с ними двадесяти язык». В этот день после окончания обычной службы было решено приносить особое благодарственное молебствие с коленопреклонением, при чтении специально установленной на этот случай молитвы, текст которой по поручению Синода написал архимандрит Филарет (Дроздов)34.

Желание выразить благодарность Богу за помощь в одержании победы привело к возникновению многочисленных церковных памятников Отечественной войны 1812 г. (т. е. воздвигнутых в память о победе храмов, приделов в храмах, часовен). Уже 25 декабря 1812 г. вышел манифест императора Александра I, в котором сообщалось о намерении соорудить в Москве «церковь во имя Спасителя Христа» «в сохранение вечной памяти того беспримерного усердия, верности и любви к вере и к Отечеству, какими в сии трудные времена превознес себя народ Русский, и в ознаменование благодарности Нашей к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели»35. Вскоре церковные памятники войны 1812 г. появились во многих местах Российской империи.

По различным источникам удалось установить 49 церковных памятников войны 1812 года, существовавших к 1912 г. в 20 епархиях Российской империи и один памятник — за рубежом (в г. Лейпциге)36, наиболее величественным из которых является Храм Христа Спасителя в Москве.

Л. В. Мельникова,
кандидат исторических наук,
старший научный сотрудник
Института российской истории РАН


  1. Подробнее см.: Мельникова Л. В. Русская Православная Церковь в Отечественной войне 1812 года. М., 2002; Она же. Армия и Православная Церковь Российской империи в эпоху наполеоновских войн. М., 2007.
  2. ПСЗ-I. Т. 32. № 25176.
  3. РГИА, ф. 796, оп. 93, д. 627, л. 15; Мельникова Л. В. Армия и Православная Церковь… Приложения. С. 303–305.
  4. РГИА, ф. 797, оп. 1, д. 4419, л. 35.
  5. Там же, л. 33.
  6. [Августин (Виноградский)]. Сочинения Августина, архиепископа Московского и Коломенского. СПб., 1856. С. 51–56; Мельникова Л. В. Армия и Православная Церковь… Приложения. С. 320–322.
  7. [Августин (Виноградский)]. Сочинения Августина, архиепископа Московского и Коломенского. С. 47–49; Мельникова Л. В. Армия и Православная Церковь… Приложения. С. 328–329.
  8. РГИА, ф. 806, оп. 1, д. 2156, л. 2–3; см. также: Мельникова Л. В. Армия и Православная Церковь… Приложения. С. 307–308.
  9. Державин Г. Р. Гимн лиро-эпический на прогнание французов из Отечества // Державин Г. Р. Сочинения. В 9 т. Т. 3. СПб., 1866. С. 137–164.
  10. РГИА, ф. 796, оп. 93, д. 1031, л. 1–529; ф. 796, оп. 93, д. 634, л. 94–123; ф. 797, оп. 1, д. 4499, л. 3; Московское дворянство в 1812 году. М., 1912. С. 391–401; 434–435.
  11. Московское дворянство в 1812 году. М., 1912. С. 434.
  12. РГИА, ф. 796, оп. 93, д. 1031, л. 13.
  13. ЦИАМ, ф. 574, оп. 1, д. 202, л. 6–6 об.
  14. РГИА, ф. 796, оп. 93, д. 1031, л. 1–529.
  15. Там же, д. 790, л. 1.
  16. Эта икона представляла собой список, выполненный в 1535 г. с древнейшей и особо почитаемой на Руси чудотворной иконы Божией Матери Одигитрии, написанной, по преданию, евангелистом Лукой. В 1812 г., при оставлении Смоленска, епископ Смоленский Ириней (Фальковский) перевез древнюю икону в Москву. Там она была помещена в Успенский собор Кремля для поклонения москвичей. В день Бородинской битвы Преосвященный Августин крестным ходом обнес Смоленскую, Иверскую и Владимирскую иконы Богоматери вокруг Белого города, Китай-города и Кремля. Затем Смоленская и Иверская иконы были отправлены им к раненым и больным воинам в Лефортово. Перед вступлением Наполеона в Москву епископ Ириней перевез Смоленскую икону в Ярославль. После окончания войны, 25 декабря 1812 г., икона была возвращена в Смоленск и установлена в Успенском кафедральном соборе.
  17. РГИА, ф. 797, оп. 1, д. 4488, л. 2; РГВИА, ф. ВУА, оп. 1, д. 3465, ч. 11, л. 485.
  18. Полный список военных священников см.: Мельникова Л. В. Армия и Православная Церковь… С. 236–261.
  19. РГИА, ф. 806, оп. 1, д. 2159, л. 3.
  20. Там же, д. 2442, л. 7.
  21. Там же, д. 2446, л. 1.
  22. Рассказы о двенадцатом годе // Смоленские епархиальные ведомости. 1912. № 1. С. 20–21.
  23. РГВИА, ф. ВУА, оп. 1, д. 3465, ч. 10, л. 142–154.
  24. Орловский И. Дьячок-партизан 1812 года // Исторический вестник. 1902. № 10. С. 260.
  25. РГВИА, ф. ВУА, оп. 1, д. 3465, ч. 10, л. 71–71 об.
  26. Там же, л. 18–19.
  27. Василий Григорьевич Рагузин, причетник-герой 1812 года // Душеполезное чтение. 1868. № 8. С. 100.
  28. РГВИА, ф. ВУА, оп. 1, д. 3465, ч. 10, л. 99–99 об.
  29. РГИА, ф. 797, оп. 2, д. 4908, л. 1–2.
  30. Подробнее о состоянии церквей Москвы после оставления ее французами см.: Мельникова Л. В. Армия и Православная Церковь… С. 262–299.
  31. Собрание Высочайших Манифестов, Грамот, Указов, Рескриптов, Приказов войскам и разных извещений, последовавших в течение 1812, 1813, 1814, 1815 и 1816 годов. СПб., 1816. С. 151.
  32. Санкт-Петербургские сенатские ведомости. 1813. № 36.
  33. РГИА, ф. 797, оп. 97, д. 226, л. 1.
  34. Там же, ф. 796, оп. 95, д. 789, л. 6; 64–65; 83; 105.
  35. Собрание Высочайших Манифестов… С. 103.
  36. Подробнее о церковных памятниках см.: Мельникова Л. В. Армия и Православная Церковь… С. 187–227.
предыдущая статья
Диакон Андрей Алексеев
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.