Коломенская епархия во второй половине XVIII века

Священник Сергий Кулемзин

Коломенская епархия была одной из древнейших в Русской Православной Церкви. Ее основание относят к рубежу 1352—1353 гг. и связывают с церковной политикой московских князей, стремившихся к перемещению кафедры русского митрополита в Москву. Одним из этапов этой политики было учреждение викария московского (официально на тот момент еще Киевского) митрополита с собственной епархией, включавшей вотчинные земли великих Московских князей. Кафедральным городом митрополичьего викария была Коломна. Эта кафедра просуществовала до конца XVIII в. и была упразднена указом императора Павла I от 16 октября 1799 г. в связи административно-территориальной реформой Русской Церкви1.

Коломенский диоцез привлекал внимание дореволюционных исследователей, прежде всего, своей древностью. Однако в полном смысле слова научное изучение истории кафедры началось только в конце XX в. В монографии проф. А. Б. Мазурова «Средневековая Коломна в XIV — первой трети XVI вв.: комплексное исследование региональных аспектов становления единого Русского государства» были поставлены и решены вопросы датировки основания епархии, причин ее основания и статуса ее правящих архиереев в среде церковной иерархии того времени2. Однако упомянутое исследование ограничивалось в качестве верхних хронологических рамок первой третью XVI века. Остаются весьма актуальными исследования по истории епархии периода середины XVI—XVIII вв.

Одним из основных источников по истории епархии являются архивные данные. Судьба архива Коломенской кафедры довольно печальна: только в XVIII веке он трижды уничтожался пожарами 1739, 1777, 1782 гг. В РГАДА (Ф. 396. Д. 2107. Л. 44) сохранилась опись погоревшего канцелярского имущества, позволяющая оценить размеры потерь: «С приказными всякими делами сундук большой сосновой трех аршин, да посредственных и небольших четыре. Коробок разных десять». При упразднении епархии приходы последней были отчислены в Московскую, Рязанскую и Тульскую епархии. Соответственно этому были поделены и остатки консисторского архива. Часть архива упраздненной Коломенской консистории находится в настоящее время в Государственном архиве Тульской области (Ф. 1770). Дела, касающиеся монастырей и храмов, перешедших в ведение Московской епархии, составляют содержимое Фонда 204 Центрального исторического архива Москвы («Коломенско-Тульская духовная консис-

тория»).

Фонд 204 содержит 4108 единиц хранения и включает дела за 55-летний период, предшествующий закрытию епархии, т. е. с 1744 по 1799 гг3. За это время на кафедре сменилось семь архиереев4:

1. Савва (Шпаковский) (1740—1749 гг.).

2. Гавриил (Кременецкий) (1749—1755 гг.), переведен в Казань.

3. Порфирий (Крайский) (1755—1763 гг.), переведен в Белгород.

4. Феодосий (Михайловский) (1763-

1787 гг.).

5. Феофилакт (Горский) (1788, 6 мая —

12 сентября).

6. Афанасий (Иванов) (1788—1799 гг.), переведен в Воронеж.

7. Мефодий (Смирнов) (1799, 10 апреля — 31 декабря), переведен в Тулу5.

Для Коломенской епархии XVIII в. — время предельного падения престижа кафедры. Она совершенно перестает играть какую-либо роль в системе церковно-административных взаимоотношений. Архиереи посвящаются или переводятся на нее в основном лишь с целью обеспечения их материального существования. Епархия становится своеобразным «прибежищем» для временно или совершенно отошедших от дел епископов. В основном это представители ученого епископата довольно высокого ранга. Пять коломенских епископов указанного периода имели высшее академическое образование (исключение составляли епископы Савва (Шпаковский) и Феодосий (Михайловский). Четверо при этом в прошлом были ректорами Заиконоспасской академии (будущей Московской духовной академии): Порфирий6, Феофилакт7, Афанасий8 и Мефодий. Епископ Гавриил (Кременецкий) был префектом Александро-

Невской семинарии9.

Двое коломенских епископов были постоянными членами Святейшего Синода (ассесорами): Гавриил и Порфирий. Епископство на Коломенской кафедре давало им возможность дополнительного материального дохода, и было удобной возможностью для иерархического возвышения. Епископ Гавриил был переведен в Казань, а епископ Порфирий — в Белгород.

В Фонде 204 ЦИАМ содержится дело (№ 130), иллюстрирующее, каким образом совершалось управление епархией во время многолетнего отсутствия в ней архиерея. Согласно определению коломенского епископа Гавриила (Кременецкого) от 19 января 1751 г., на время его пребывания в Санкт-Петербурге при нем, здесь же в столице, учреждалась особая домовая контора, возглавлявшаяся крестовым иеромонахом с целью осуществления делопроизводства, касавшегося Коломенской епархии. Основной ход дела совершался в Коломенской консистории (либо в казенном приказе), после чего, для «решительной резолюции» (т. е. резолюции архипастыря, окончательно определявшей исход дела), документы препровождались в Санкт-Петербург. Перед предоставлением епископу дело рассматривалось в конторе крестовым иеромонахом «обще с приказными служителями… по святым правилам, духовному регламенту и Ея Императорскаго Величества указом». Таким образом, контора проверяла консисторское делопроизводство на предмет соответствия действующему духовному и светскому законодательству, прежде чем представить документы на рассмотрение архиерея.

Определение «о бытии в Санкт-Петербурге при Его Преосвященстве конторе» последовательно подтверждалось в 1752, 1753 и 1754-м гг., а в 1755 г. епископ Гавриил был переведен в Казань. Практически все время своего пребывания на Коломенской кафедре архиерей провел в Санкт-Петербурге, управляя епархией «дистанционно». Учитывая расстояние между Коломной и столицей, можно предположить, что эффективность такого управления была не слишком высокой.

Даже поверхностное знакомство с описями дел Коломенской консистории оставляет впечатление глубокого духовного упадка. Значительное число дел посвящены проступкам священнослужителей. Бичом духовенства являлось пьянство. Целый ряд дел посвящен «впадению в пьянство и неисправности» священника, диакона, дьячка, пономаря или консисторского регистратора. Примером могут служить Д. 1304

«О впадении в пьянство и неисправности консисторского регистратора Андрея Попова»,

Д. 1889 «О пьянственном и буйственном житии градской Воскресенской церкви, что на Посаде, пономаря Иакова Стефанова». Зачастую жалобу на своих священно- или церковнослужителей были вынуждены подавать сами прихожане. Известны случаи рукоприкладства священника в отношении крестьян (Д. 1014), так же, как и обратные случаи жалоб духовенства на обиды, причиняемые им крестьянами (Д. 1042). В случае провинности священнослужителей священноначалие обычно поступало строго: самой крайней мерой было исключение из духовного сословия и «определение в светскую команду» — она применялась в отношении тех, от кого нельзя было ожидать исправления. Такой человек определялся в подушный оклад и должен был исполнять повинности в пользу государства, в том числе военную.

Другой распространенной мерой была «отдача под начал» в монастырь. Угодить «под начал» можно было не только за серьезный проступок, но и просто чем-либо прогневив епископа. Дело № 1574 повествует о том, как в монастырь под начало был отослан диакон села Чанок Евфимий Федоров за неправильное прошение о поставлении во священника.

Традиционным местом исправления был Голутвин монастырь. То, что обитель превратилась в своего рода исправительное учреждение, не лучшим образом отразилось на ее духовном благосостоянии. Зачастую архимандрит монастыря вынужден был обращаться с рапортом в консисторию, извещая о неподобающем поведении вверенных его попечению ослушников (Д. 1771 «По репорту Голутвина монастыря архимандрита… на бельца Матфия Семенова в невоздержанной жизни»). Ослушники подчас тлетворно воздействовали на братию монастыря. В архиве находятся дела, сообщающие о «пьянственном, буйном и невоздержанном житии» иеромонахов. Дело 1692 сообщает «О пролитии на пол Святых Тайн Голутвина монастыря иеромонахом Игнатием». Необходимо отметить, что это далеко не единичное происшествие для духовенства Коломенской епархии. К несчастью, подобные случаи так же, как и случаи, заплесневения Святых Даров, были достаточно регулярными и являлись следствием небрежного и неблагоговейного отношения к священнослужению. Монастырское благочиние нарушалось и иными неблаговидными поступками монашествующих. Так, дело 1065 повествует «о поймании в Голутвине монастыре во 2-м часу ночи солдатки Меланьи у казначея диакона Кодрата Петрова». Нередки были и побеги иноков из монастыря, что являлось не только нарушением духовной дисциплины, но и государственных законов.

Особенностью российского социально-государственного устройства XVIII в. являлось распределение населения по сословиям и корпорациям и жесткое прикрепление сословий к месту их проживания и труда. Перемещение за пределами непосредственного проживания было возможно только при наличии паспорта или билета, в котором указывался срок действия и цель его выдачи. Например, к делу № 1636 приобщен билет, выданный на два месяца семинаристу Никифору Бутырскому, исключенному из семинарии и из духовного сословия с целью «приискания в светской команде места». Духовенство, как особое сословие, находилось в ведении Ведомства православного исповедания. Коломенская консистория, как региональное представительство этого ведомства, имела полномочия по выдаче паспортов. Фонд 204 содержит ряд прошений духовенства и монашествующих с просьбой о выдаче паспортов для выезда за пределы епархии (Д. 1018 — о даче паспорта монахине Брусенского монастыря; Д. 1030 — соборному протодиакону для проезда в Москву; Д. 1037 — архиерейскому диакону; Д. 1047 — села Бояркина пономареву сыну).

Обращает на себя внимание комплекс дел, имеющих отношение к Брусенскому Успенскому девичьему монастырю. Большая часть из них является прошением об определении в монастырь, в число сестер. Нельзя не обратить внимание на то, что многие из них принадлежат вдовам церковно- и священнослужителей. Говорить о том, что прошения продиктованы исключительно духовными мотивами и стремлением к иноческому образу жизни было бы преждевременно. Смерть мужа была для женщины одновременно потерей кормильца. Выжить без посторонней поддержки в непростых социально-экономических условиях XVIII в. ей было крайне сложно. Постриг в монастырь предоставлял гарантии некоей социальной защищенности.

Одной из альтернатив, возможных в церковной среде того времени было определение на место просвирницы. Подобную ситуацию описывает дело № 266 «О определении села Городищи к Предтеченской церкви умершего дьячка жены вдовы Агриппины Федоровой в просвирницы». Место просвирницы давало стабильный доход и часто являлось наследственным, подобно штатному месту церковнослужителя при храме. О значимости места и о том, что занять его удавалось немногим, говорит сам факт консисторского делопроизводства по данному поводу.

Вопрос материального положения духовенства являлся одним из самых злободневных для XVIII в., в том числе и для Коломенской епархии. Размер дохода церковно- и священнослужителей зависел от возможностей данного прихода, который определялся количеством принадлежавших к нему дворов. Следующим, пожалуй самым внушительным по размеру, комплексом дел, являются дела об определении учеников семинарии на штатные церковно- и священнослужительские места. Все они носят однообразные названия: «О предоставлении диаконского места при Воскресенской церкви, что внутри, за студентом богословия Бутырским» (Д. 1152); «О определении грамматики ученика Петра Тимофеева в с. Воловичи в пономаря»

(Д. 1201); «О определении риторики ученика Ивана Марчуговского в село Черкизово к Успенской церкви во дьячка» (Д. 1273). Назначение на штатное место означало не только резервирование места на конкретном приходе, но и возможность пользоваться доходом от него еще во время обучения в семинарии (не являясь при этом т.н. «действительным» церковно- или священнослужи-телем).

При определении к штатному месту могли случаться казусы, связанные с глубоко укоренившейся традицией наследственных мест. Так, 18 октября 1794 г. на имя епископа Коломенского и Тульского Афанасия (Иванова) поступило прошение от вдовы дьячка Иоанно-Богословского храма г. Коломны с просьбой утвердить место ее умершего мужа за студентом семинарии Никифором Бутырским, поскольку он, якобы, еще при жизни мужа изъявил желание жениться на их дочери, а сейчас желает заступить место ее мужа «с тем единственно, чтоб вступивши с дочерию моею в законный брак и с великим успехом докончить весь курс вышшаго учения» (Д. 1636). Подобные прошения были вполне традиционны, и епархиальное начальство с уважением относилось не только к наследственным правам «держателей» штатных мест, но и, в случае смерти самих служителей, признавало права их жен и дочерей (иногда и других родственников) на распоряжение этими местами10. Это была единственно возможная в то время форма заботы о социальной защищенности семей церковно- и священнослужителей, хотя и входившая в противоречие с интересами самих архиереев, желавших поставить определение клириков на приход в зависимость от их личных качеств и просвещенности, а не от наследственных прав. Несмотря на давление традиции, окончательный вердикт все же оставался за епископом.

В упомянутом случае делопроизводство первоначально следовало установленному порядку: епископ запросил сведения о учении и состоянии студента Бутырского у семинарского начальства. Ответ префекта семинарии протоиерея Павла Озерецковского, будущего первого протопресвитера армии и флота, был краток и многозначителен: «Означенный студент философии студент Никифор Бутырский в философском учении не совсем безуспешен, во благонравии же недостаточен. Свидетельствую. Протоиерей Павел Озерецковский». Конечно же, не все обстоятельства дела могут быть отображены на бумаге, но резолюция владыки, из которой следует, что он и сам лично знал студентов своей семинарии, была суровой: «Бутырский и нами замечен в ветрености и непостоянстве и в странной охоте к безвременной женитьбе. По сим обстоятельствам не предвидится в нем надежды к исправному продолжению учения и к бытию порядочным священнослужителем. Для того исключив его из семинарии велеть искать места в светской команде».

Т. е. студент одновременно исключался и из семинарии, и из духовного сословия, что могло быть следствием каких-то действительно серьезных проступков.

Собрание дел Коломенской духовной консистории, находящееся в фонде № 204 ЦИАМ, содержит богатый материал для исследований по локальной церковной истории. В делах архива присутствуют ценные сведения по истории отдельных приходов, монастырей и семинарии как внешней, касающейся ремонта, перестройки или постройки новых храмов, так и внутренней, затрагивающей бытовые подробности жизни церковно- и священнослужителей, вопросы их материального обеспечения, перемещения с должности на должность или с прихода на приход. Изложенные в материалах дел обстоятельства, на первый взгляд представляющиеся мелкими и незначительными, способны дать неоценимые сведения о взаимоотношениях духовенства в своей собственной среде, с органами государственной и церковной власти, о строе церковной жизни и иных аспектах, предоставляющих возможность создать детальное историческое описание церковной жизни епархии второй половины XVIII в.

__________

1 Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. Т. XXV. СПб.: 1830, № 19156.

С. 813–818.

2 Мазуров А. Б. Средневековая Коломна в XIV — первой трети XVI вв.: Комплексное исследование региональных аспектов становления единого русского государства. М.: Александрия, 2001. С. 51.

3 Центральные архивы Москвы. Путеводитель по фондам. Вып. 5 / Отв. составитель И. Г. Тараканова. М.: Мосгорархив, 1999. С. 168.

4 Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей русской церкви. СПб., 1877. Стб. 1032–1034.

5 Списки архиереев иерархии всероссийской и архиерейских кафедр со времени учреждения Святейшего Правительствующего Синода (1721–1895). СПб., 1896. С. 17.

6 Списки архиереев иерархии всероссийской и архиерейских кафедр со времени учреждения Святейшего Правительствующего Синода (1721–1895). СПб., 1896. С. 10.

7 Там же. С. 14.

8 Там же. С.16.

9 Там же. С. 10.

10 См.: Знаменский П. В. Приходское духовенство в России со времени реформы Петра. Казань, 1873. С. 120–135.