Как всякая живая среда, культура многообразна и подвижна. В ее арсенале есть множество способов воздействия — словом, звуком, величием архитектурной формы.
Бывает так, что бегло прочитанные стихи или случайно услышанная мелодия вдруг заставляют нас по-новому посмотреть на свою жизнь. Так происходит, вероятно, потому, что, в отличие от изящной подделки или откровенной пошлости, внутри произведения искусства всегда есть некая направленность, приглашение к разговору. Встречаясь с подобным текстом или изображением, мы всякий раз слышим высказывание такой напряженности, которое содержит в себе ожидание ответа такой же силы и глубины. Ответа, в поисках которого оживают наши ум и сердце.
О чем говорят изящные, почти воздушные очертания Смоленского храма, который глядит на нас с небольшого пригорка у речки Талицы? Сначала, когда смотришь на красно-кирпичные стены с прожилками белокаменных узоров, на ярусы восьмериков, легкими ступенями восходящие к небольшому куполу, на окна, украшенные почти игрушечными наличниками, в памяти всплывает название архитектурного стиля — «нарышкинское барокко». Название — легкое и нежное. И архитектура ему под стать: в ней как будто всего много, даже слишком — кружев белокаменного декора, колонн с коринфскими капителями, сложной золоченой резьбы, обрамляющей высокий иконостас. Роскошью кажется особая «царская» ложа, устроенная в стене напротив алтаря. При всем кажущемся излишестве четко выдержанная симметрия и внутренняя уравновешенность храмовых частей передают нам удивительное, почти детское ощущение праздника. Храм как будто приглашает к совместному торжеству, которое начнется сразу после нашего прихода.
Строительство Смоленского храма было окончено в 1694 г., то есть триста двадцать лет назад. Возводился он не как приходской, а как домовый, вместе с двухэтажными кирпичными палатами, и принадлежал хозяину вотчины — боярину Федору Салтыкову. Можно сказать, что ему повезло — в восьмидесятых годах XVII в. его дочь, Прасковья Алексеевна, вышла замуж за старшего брата Петра I, Ивана Алексеевича, и стала царицей. Село расцвело, а барочный храм, без труда вписавшийся в русский пейзаж окрестностей Софрина, стал украшением этих мест. Своей легкой, мерной красотой, наполненной или молчанием, или колокольным звоном, храм проповедовал о Боге, которому был посвящен. Главной его святыней стала Смоленская икона Богоматери, а главным украшени-
ем — семиярусный иконостас с царскими вратами XVI в. Казавшаяся воздушной снаружи, Смоленская церковь не обманывала и внутри -
входящий попадал под потоки мягкого света, который проливался на него из многочисленных окон, рядами уходивших под купол. Пожалуй, это было то, о чем говорили послы князя Владимира, отправившиеся на поиски правой веры в Царьград, — полуземля, полунебо, место, где нет времени, потому что здесь встречаются человек и его Бог.
Каменные стены Смоленской церкви не могли остановить время насовсем. В 1808 г.
церковь стала приходской, и на протяжении
XIX столетия здесь совершались многочисленные преобразования — меняли иконостас, пристраивали новый, Никольский придел с церковно-приходской школой, расписывали стены. В храме совершали служение священник и псаломщик, а прихожанами были жители окрестных сел — по официальным бумагам,
«748 мужчин и 612 женщин». Одним словом, шла обычная приходская жизнь, наполненная радостями и горестями небольшого подмосковного села. Одним из главных воспоминаний прихожан было участие в паломничестве в Свято-Троицкую лавру, которое они совершили вместе с соседями из Рахманова и Митрополья.
В счастливые и тяжелые времена храм и его приход дышат одним воздухом и, как муж и жена, разделяют общую судьбу. После революции 1917 г. здесь происходило то же, что и во множестве других храмов на Руси — сначала совершили изъятие церковных ценностей, в 1935 г. арестовали настоятеля отца Платона (Климова), а потом и вовсе закрыли храм (объяснили тем, что школьникам мешают колокольный звон и пение церковного хора). Оставшаяся после изъятия 1922 г. церковная утварь бесследно исчезла, но самое ценное — царские врата и четыре ценнейшие иконы — оказались в музее «Коломенское». Реставраторы музея, в числе которых был знаменитый П. Д. Барановский, стали спасителями храмовых святынь. А иначе где бы они были, если бы не отправились в музей?
Но все-таки храм — это не просто красивое здание с иконами внутри. Перефразируя Тютчева, можно сказать, что в нем есть душа и свобода, в нем есть живое сердце и таинственный язык.
В языке Смоленского храма пересекаются история и вечность, перемежаются изящный французский говор последней владелицы села графини Ягужинской и простая речь неграмотного мужика, свободно сочетаются между собой простой русский пейзаж и причудливая фантазия архитектора. И то, что сейчас происходит с храмом, тоже похоже на нас, сегодняшних.
От окончательного разрушения церковь спасла реставрация, проведенная в 70-х гг. прошлого века. До 1996 г. здесь находилось фондохранилище музея-усадьбы Мураново, а затем он вновь, как и много лет назад, стал тем, чем был всегда — храмом Божиим, и опять «задышал» приходской жизнью. В течение последних восемнадцати лет здесь спокойно и кропотливо воссоздается храм в его прежнем великолепии. В главном приделе восстановили барочный иконостас с золоченой резьбой, в стиле XVII в. был расписан купол. С древних икон из фондов музея «Коломенское» были сделаны копии, стоящие на своих исторических местах. Предстоит еще много работы, но уже сейчас, входя под светлые своды Смоленского храма, видишь, как пронизывает его свет, как из местного ряда иконостаса смотрят на тебя Василий Херсонский и преподобный Сергий и какой любовью и состраданием светится лик Смоленской Богоматери.
Когда то, говоря о венецианской архитектуре, молодой Пастернак писал: «Мне посчастливилось узнать, что можно день за днем ходить на свиданья с куском застроенного пространства, как с живой личностью». Соглашаясь со словами поэта, добавим: можно день за днем ходить на свидание с храмом и, поражаясь совершенству его формы, научиться слушать его проповедь, постепенно прикасаясь к таинственной жизни Церкви, которая происходит за его стенами.
Материал подготовил
священник Александр Сухарев