Очевидцы Рождества Христова о некоторых второстепенных персонажах в иконографии Рождества Христова

В традиционной иконографии Рождества Христова на Руси присутствует ряд персонажей «второго плана», появившихся под влиянием как Предания, так и апокрифических источников.

Уже в самых ранних из дошедших до нашего времени изображениях Рождества Христова — а они относятся к IV в., наряду с главными участниками события — Пречистой Девой Марией, Богомладенцем, праведным Иосифом, Ангелами — появляются не только упомянутые в Евангельских текстах волхвы и пастухи, но животные — вол и осел. Основанием для их изображения в сцене Рождества служит пророчество Исайи: Вол знает владетеля своего, и осел — ясли господина своего; а Израиль не знает [Меня], народ Мой не разумеет (Ис. 1:3).

Надо отметить, что на многих ранних изображениях Рождества Христова праведный Иосиф задумчиво сидит рядом с яслями или поодаль; хлопоты, связанные с рождением Младенца, словно его не касаются. Кто же помогает Пречистой Деве Марии? Уже в памятниках VI века можно видеть некую женщину, а позднее и не одну. Они появляются потому, что наряду с главным литературным источником иконографии Рождества Христова — Евангельским текстом — стали использовать и апокриф, так называемое «Протоевангелие Иакова», где содержится рассказ о некоей Саломее, усомнившейся в девстве Богоматери.

Повивальная бабка, приведенная Иосифом, сказала Саломее о чуде рождения Сына от Девы, но Саломея дерзостно захотела сама это проверить, «и только протянула Саломея палец, как воскликнула и сказала: Горе моему неверию, ибо я осмелилась искушать Бога. И вот моя рука отнимается как в огне. И пала на колени перед Господом, говоря: Господь Бог отцов моих, вспомни, что я из семени Авраама, Исаака и Иакова, не осрами меня перед сынами Израиля, но окажи мне милость ради бедных: ибо Ты знаешь, что я служила Тебе во имя Твое и от Тебя хотела принять воздаяние. И тогда предстал перед нею Ангел Господнен, и сказал ей: Саломея, Саломея, Господь внял тебе, поднеси руку свою к Младенцу и подержи Его, и наступит для тебя спасение и радость. И подошла Саломея, и взяла Младенца на руки, сказав: поклонюсь Ему, ибо родился великий Царь Израиля. И сразу же исцелилась Саломея, и вышла из пещеры спасенною» (гл. 20).

Поскольку Дева Мария не нуждалась в посторонней помощи при рождении на свет Богомладенца, а повивальная бабка видела это чудо, появившиеся в Вифлеемской пещере помощницы участвуют в омовении Младенца. Это можно видеть, например, в мозаичном изображении Рождества Христова Палатинской капеллы в Палермо (Сицилия, XII в.), но в книжной миниатюре сцена омовения встречается гораздо раньше: в западно-христианском искусстве с конца VII в., в византийском — на рубеже VIII—IX вв. (в том числе и в Хлудовской Псалтири середины IX в., хранящейся в рукописном собрании ГИМ).

Примерно с этого времени видим мы сцену омовения и на византийских иконах. Омовение Богомладенца изображено в многофигурных композициях на иконах Рождества Христова из монастыря св. Екатерины на Синае (VIII в.; рубежа XI—XII вв. и др.)

Из известных памятников XI—XIII вв. отметим присутствие сцены омовения на фреске пещерной церкви Каранлик в Каппадокии и в мозаике собора монастыря Осиос Лукас в Фокиде (30-е гг. XI в.).

Сцена омовения Младенца хорошо видна — вынесена на первый план — в храмовой росписи XIV в. в Сербии, например, церкви праведных Иоакима и Анны в Студенице или церкви св. Апостолов в Пече.

Нередка сцена омовения и в древнерусском искусстве. Назовем рельеф на западных вратах Богородице-Рождественского собора во Владимире (1227–1238), а также рублевскую икону Рождества Христова из праздничного ряда Благовещенского собора Московского Кремля (1405).

В большинстве перечисленных выше памятников присутствует еще один неизвестный персонаж. Это таинственный старец в одежде из овечьей шкуры, беседующий с праведным Иосифом. По мнению Н. В. Покровского, это всего лишь один из пастухов, пришедших поклониться Богомладенцу Христу. Не оправдано мнение, что это сын Иосифа Иаков — он должен быть значительно моложе.

Существует также мнение о том, что под видом старца в звериной шкуре изображен искушающий Иосифа диавол. По «Протоевангелию» это в известной степени объяснимо: Иосиф там постоянно сомневается в чистоте Пречистой Девы: узнав о грядущем Рождестве, он «ударил себя по лицу, и упал ниц, и плакал горько, говоря: Как теперь буду я обращаться к Господу Богу моему, как буду молиться о Девице Этой, ибо я привел Ее из храма девою и не сумел соблюсти? Кто обманул меня? Кто причинил зло дому моему и опорочил Деву?» (гл. 13 и след.)

В трактовку «искушения» укладывается, например, икона середины XVII в. из праздничного чина Ростовского храма Усекновения главы Иоанна Предтечи (Государственный музей-заповедник «Ростовский кремль»). Праведный Иосиф в глубокой думе сидит, подперев голову рукой, подле Вифлеемской пещеры, а пред ним, согнувшись так, чтобы рассмотреть его лицо, стоит неизвестный старец в меховых одеждах. Но даже в этой композиции, где поза старца свидетельствует о вопросе скорее язвительном, нежели о благожелательном, лицо старца светлое и ясное, что совсем не характерно для изображений личины бесовской.

Надо отметить, что такая подчеркнутая «отстраненность» праведного Иосифа от события Рождества не есть свидетельство его равнодушия или растерянности; это, скорее, знак непричастности его лично к тайне Боговоплощения — он не удручен происходящим, а созерцает непостижимую тайну рождения в мир Единородного Сына Божия. Он все время находился рядом, но не смел наблюдать. Не случайно даже в апокрифе, изобилующем бытовыми подробностями, Иосиф в самый момент Рождества не находится рядом с Марией: он отправился искать повивальную бабку…

Но известны композиции, где загадочный старец беседует не с праведным Иосифом, а с самой Богоматерью — например, на иконе-таблетке из Сергиево-Посадского музея-заповедника. И уж совсем не подтверждают гипотезу о «старце-искусителе» иконы, где собеседник праведного Иосифа показан совсем молодым. Такова икона-«таблетка» Рождества Христова из Суздальского собора Рождества Богородицы (вторая половина XVI в., Владимиро-Суздальский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник). Это, несомненно, один из пришедших к Вифлеемской пещере пастухов; другой его товарищ беседует с омывающей Богомладенца повитухой, а третий, услышав слова ангела, благоговейно, с воздетыми руками, замер перед возлежащей на ложе Пречистой Девой.

В приведенных выше примерах использования в композиции Рождества Христова иконографических персонажей «второго плана» видится не только стремление максимально использовать литературные источники и ввести в композицию наибольшее количество упомянутых в них лиц, но и пригласить молящихся пред иконой Рождества Христова стать тайнозрителями этого чуда.

+ Николай, епископ Балашихинский