Священник Илия Ничипоров. Образ князя Владимира в русской культуре

Образ святого равноапостольного князя Владимира является сквозным в русской культуре — от древнерусской книжности, иконописи, изобразительного искусства, скульптуры, устного народного творчества до литературы Нового времени и даже современной мультипликации.

Основа историософского, духовно-нравственного, художественного осмысления личности князя Владимира, его деяний и наследия закладывалась уже в древнерусской словесности — прежде всего в «Повести временных лет», где он сравнивается с Измаилом, Иаковом, Соломоном, Константином Великим, а также в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона (между 1037—1050 гг.). Основная тема сочинения митрополита Илариона выводит к обобщениям о закономерностях национальной истории в контексте мирового исторического процесса, об участии Божественного Промысла в судьбах человеческого рода. В жанровом отношении «Слово о законе и благодати» оригинальным образом соединяет черты историко-политического трактата, риторически яркой и художественно выразительной, насыщенной библейскими образами и ассоциациями проповеди, жития и, конечно, проникновенной молитвы, обращенной к Богу и главному герою произведения князю Владимиру.

В начальном разделе «Слова» догматически обосновывается превосходство христианства над ветхозаветным религиозным опытом. Во второй части автор размышляет о значении принятия Русью христианства: «Вера бо благодатьнаа по всей земли простреся и до нашего языка рускааго доиде. И законное езеро пресъше, еуагельскый же источникъ наводнився, и всю землю покрывъ, и до насъ разлиася».

В качестве перехода к третьей части «Слова», уже непосредственно посвященной личности и миссии князя Владимира, автор использует богословское размышление об апостольском служении, которое по Божиему Промыслу просвещало различные страны и народы. На Руси таким апостолом стал, по убеждению митрополита Илариона, князь Владимир: «Похвалим же и мы, по силе нашей, малыими похвалами великаа и дивнаа сътворьшааго, нашего учителя и наставника, великааго кагана нашеа земли Володимера». Вспоминая о родовых корнях «внука старого Игоря, сына же славного Святослава», автор возводит к этим корням личностные черты Крестителя Руси. Академик Д. С. Лихачев заметил, что военные заслуги князя Владимира митрополит Иларион особенно подчеркивает для выражения идеи о том, что его решение о личном принятии христианства и Крещении Руси не было вынужденным, а явилось результатом осознанного и свободного выбора. Крещение Руси связывается в «Слове» не с влиянием Византии, а исключительно с духовным прозрением и исторической зоркостью князя Владимира. Это повествование пронизано яркими образными ассоциациями, по духу и стилю приближается к житийному канону: «Сей славный, рожденный от славных, благородный — от благородных, князь наш Владимир возрос, окреп от детской младости, паче же возмужал, крепостью и силой совершенствуясь, мужеством же и умом преуспевая, и единодержцем стал земли своей, покорив себе соседние народы, иных — миром, а непокорных — мечом. И вот на него, во дни свои живущего и землю свою пасущего правдою, мужеством и умом, сошло на него посещение Вышнего, призрело на него Всемилостивое Око Благого Бога. И воссиял разум в сердце его, чтобы уразуметь суету идольской лжи, взыскать же Бога Единого, создавшего всю тварь, видимую и невидимую. К тому же всегда он слышал о благоверной земле греческой, христолюбивой и сильной верою: как (там) Бога Единого в Троице почитают и поклоняются (Ему), как у них являются силы,

и чудеса, и знамения, как церкви людьми наполнены, как веси и города благоверны, все в молитвах предстоят, все Богу служат. И услышав это, возжелал сердцем, возгорелся духом, чтобы быть ему христианином и земле его также быть (христианской), что и произошло по изволению Божию о естестве человеческом. Ибо совлекся князь наш, и с ризами ветхого человека сложил тленнее, отряхнул прах неверия и вошел в святую купель, и возродился от Духа и воды, во Христа крестившись, во Христа облекшись. И вышел из купели убеленным, став сыном нетления, сыном Воскресения, имя приняв вечное, именитое в поколениях и поколениях — Василий, коим вписан он в Книге Жизни, в вышнем граде, в нетленном Иерусалиме. После того, как это произошло, не оставил он подвига благоверия, не этим только явил сущую в нем к Богу любовь, но подвигнулся дальше, повелев по всей земле своей креститься во Имя Отца и Сына и Святаго Духа и ясно и велегласно во всех городах славить Святую Троицу, и всем стать христианами: малым и великим, рабам и свободным, юным и старым, боярам и простолюдинам, богатым и бедным».

В завершающей части «Слова» для усиления риторической выразительности автор с благоговением обращается к князю Владимиру с вопрошанием о «дивном чюде»: «Как твое сердце отверзлось, как вошел в тебя страх Божий, как проникся ты любовью к Нему? Не видел апостола, который пришел (бы) в землю твою и нищетою своею, и наготою, гладом и жаждою сердце твое к смирению приклонил (бы). Не видел, (как) беса изгоняют именем Иисуса Христа, как болящие выздоравливают, немые говорят, огонь в холод претворяется, мертвые встают — всего этого не видев, как же уверовал?» Тайна обретения веры в истинного Бога не поддается рациональному объяснению, хотя Иларион и отмечает «благой смыслъ и остроумие» князя, глубокое осознание им «яко есть Богъ единъ, творецъ невидимыимъ и видимыимъ, небесныимъ и земленыимъ, и яко посла в миръ спасения ради възлюбленаго Сына Своего». Волевые усилия, нацеленные на уничтожение «заблуждения идольскыя льсти» во всей своей «области», позволяют вести речь о равночестии святого князя Владимира с равноапостольным Константином Великим: «Подобный Великому Константину, равный ему умом, равно христолюбивый, равно чтущий служителей Его! Он со святыми отцами Никейского Собора положил Закон людям (всем), ты же с новыми нашими отцами, епископами, собираясь часто, с большим смирением совещался, как среди народа этого, новопознавшего Господа, Закон уставить. Он царство эллинов и римлян Богу покорил, ты же — Русь. Теперь не только у них, но и у нас Христос Царем зовется. Он с матерью своей Еленой Крест от Иерусалима принес (и), по всему миру своему разослав, веру утвердил. Ты же с бабкой своей Ольгой принес Крест из Нового Иерусалима, Константинова града и, но всей земле своей поставив, утвердил веру. Ибо ты подобен ему. По благоверию твоему, которое имел в жизни своей, сотворил тебя Господь(и) на Небесах той же, единой (с Ним) славы и чести сопричастником».

Заключительная часть «Слова», содержащая упоминание о сыне князя Владимира Георгии (будущем Ярославе Мудром), возводит представленные ранее духовно-исторические аспекты деятельности князя к молитвенному обращению к нему как святому, и поныне не оставляющего своего земного Отечества: «О честная главо, ты был нагим одеяние, ты был алчущим кормитель, ты был жаждущим утробы охлаждение, ты был вдовам помощник, ты был странникам покоище, ты был бездомным кров, ты был обижаемым заступник, убогим обогащение. За эти и иные благие дела приемля на небесах воздаяние, — (те) блага, что приготовил Бог [вам] любящим Его, — и видением сладостного лица Его насыщаясь, помолись за землю свою и людей, над которыми благоверно владычествовал, да сохранит их (Господь) в мире и благоверии, преданном тобою, и да славится в нем правоверие, и да проклинается всякое еретичество; и да сохранит их Господь Бог от всякой рати и пленения, от глада, и всякой скорби и печали».

Сочинение митрополита Илариона, имевшее широкую известность у читателя Древней Руси, повлияло и на позднейшую книжную традицию, в том числе и в плане создания образа князя Владимира.