Священник Димитрий Румянцев Толкование Псалтири. Псалом VI

Шестой псалом — молитва-прошение, написанная в форме беседы и размышления. Перед нами человек, находящийся в крайнем угнетении духа и в смятении. Из этого состояния мрака и крайнего душевного стеснения он обращается к Богу с мольбой о помиловании. О чтении этого псалма при смущении от угрозы Господней говорит свт. Афанасий в Послании к Марцеллину. Разными средствами в псалме передается тяжесть душевных мучений. Однако главным действующим лицом становится Господь, дающий ощущать Свое присутствие, милость и любовь и поэтому дерзновенно гнать врагов.

С первого псалма человек пускается в путь многообразной духовной жизни, в которой утренний опыт восхваления Бога сменяется вечерним мраком чувства богооставленности. В шестом псалме можно видеть описание крайнего бедственного положения молящегося. Это состояние охватывает душу и тело. Человек страдает душой и телом, у него множество врагов, и, самое страшное, он предчувствует Божий гнев и ярость. Но вместе с тем твердо его убеждение, что Господь слышит молитву, и поэтому он неотступен в своей вере и уповании на Бога, он как бы отстаивает свою верность Богу и ожидает от Него действенной защиты. Такой план псалма сближает его содержание с книгой Иова, а также с историей страданий Спасителя, уничижение Которого простиралось до крайней степени одиночества, претерпевания физических и душевных страданий и принятия тяготы богооставленности.

Неслучайно поэтому, что строки этого псалма звучат в чинопоследовании Таинства Елеосвящения: припев канона, аллилуйа в начале и 7-й прокимен, а также в качестве прокимна в Молебном пении о недужных и припевов канона за болящего. Другим важным местом звучания псалма является Великое повечерие. Действительно, это вечерний, почти ночной псалом: предстоящий сон как образ смерти навевает тревогу и чувство покинутости и одиночества, о котором хочется поведать Богу и открыть перед Ним и вместе заручиться Его поддержкой и ободряющей помощью. Это погружение во мрак ночи предполагает предощущение начала нового дня.

Толкования этого текста имеют довольно широкий спектр: от просто исторического — Давид в предчувствии заговора Авессалома (Лопухин) — до предвосхищения последнего суда Христова (свт. Григорий Нисский), перед которым человек находится в страхе. Кроме привычных толкований-руководств по каждому стиху каждого псалма (блж. Феодорит Кирский, свт. Афанасий Великий, Евфимий Зигабен) без специально акцента на определенных мыслях или темах для истолкования шестого псалма имеется ряд целостных текстов-бесед со своей целью, структурой и тематикой. Это краткое произведения свт. Григория Нисского «На шестой псалом», Беседа свт. Иоанна Златоуста на этот текст и «Слово на шестой псалом» прп. Анастасия Синаита.

В обращении к 6 псалму ярко видны интересы разных церковных авторов. Для одних, например, для свт. Григория Нисского, более близок богословский и философский подход, для других характерна практическая или аскетическая направленность толкования. Так, для свт. Григория Нисского самое интересное — это толкование надписания шестого псалма — «об осьмом», где находит простор обозрение последнего свершения и конечных судеб мира. Для свт. Иоанна Златоуста каждый стих становится источником для конкретных примеров и наставлений, касающихся добродетельной жизни с твердой верой на Промысл Божий. Он обсуждает такие понятия, как гнев в его применении к Богу, условия получения Божией милости, отношение к искушениям и скорбям и т. д. Для прп. Анастасия Синаита — это прекрасный отправной материал для пространного слова о покаянии.

Для свт. Григория Нисского шестой псалом занимает свое место в особой цепи духовного восхождения, каждое звено которой знаменуется очередным псалмом1. Так, «кто признал наследие, тот памятует о восьмом (Пс. 6) дне2, который служит пределом настоящего времени и началом будущего века. Особенность же восьмого дня та, что пребывающим в оный не дается уже времени на приуготовление добрых или злых дел; но чего семена посеет кто себе самому делами своими, рукояти того и воздадутся ему взамен. Поэтому, кто упражнялся в одержании сих побед, тому псалом вменяет в закон покаяние приносить здесь, потому что во аде старание о подобном сему не исполнимо». (О надписании псалмов 2, 11.)

Примечательно, что у свт. Григория Нисского существует особое краткое сочинение, посвященное толкованию именно шестого псалма, в котором подробно обсуждается его надписание. Со ссылкой на слова ап. Павла о духовности закона (Рим. 7: 14) он отказывается видеть в этой восьмерице указания на обрезание и обряды очищения. Напротив, сами законные постановления для него указывают на тайны Нового Завета: «истинное обрезание действительно бывает в осмый день, и совершается каменным ножом. А под сим камнем, обрезывающим нечистоту, без сомнения, уразумеешь тот Камень, который есть Христос"3. Предметом же толкования на шестой псалом становится будущий век, лежащий за пределами времени, которое заключается в первых семи днях. Этот будущий век и называется восьмым, «потому, что за седьмым следует, но не допускающий по себе преемства в числе; потому что постоянно пребывает единым, не разделяемый на части ночным мраком. Ибо производит его иное солнце, которое сияет истинным светом… самых причастников сего света соделывая новыми солнцами, как в Евангелии говорит Слово: „тогда праведницы просветятся яко солнце“ (Мф. 13:43)».

Но в восьмой день совершится и суд Божий, перед которым душа человеческая находится в трепетном содрогании ввиду угрозы страшных мучений. «Посему то, как бы имея у себя перед очами страшные мучения, эту геенну, этот темный огонь, этого неумирающего червя совести, всегда грызущего душу стыдом и возобновляющего страдания напоминанием о сделанном в жизни худо, он обращается уже с молением к Богу, прося, „да не оною яростию“ предаст его обличение, ниже оным гневом наложит на него наказание за все, в чем прегрешил (Пс. 6:2)».

Иные темы обсуждаются в слове на этот псалом свт. Иоанна Златоуста. Его проповедь носит практический характер. Главной темой беседы становится милость Божия и условия ее получения: «все мы имеем нужду в милости, не все достойны милости… Она делает некоторый выбор, ищет достойного и способного принять ее». Первое основание получит милость — это немощь человека. Пророк просит о милости, потому что сам изнемог. Он представляет свою немощь для просьбы о милости и избавления. Человек немощен по природе, но немощен и в перенесении искушений, «ведь и скорбь, переносимая с благодарностью, может служить основанием к великому снисхождению и делать Бога милостивым к нам». Второй повод просить о милости — смятение. «Впрочем, некоторые полагают, что он говорит здесь о том смятении, которое происходит от греха, …Это особенно бывает во время порочных пожеланий, гнева и несчастий. От всего этого и душа и кости приходят в смятение, и взор извращается, и глаза смотрят беспорядочно». Следующее основание для получения милости — благость Божия. «Пророк непрестанно говорит: „Господи“, приводя это слово, как некоторое право на снисхождение и милость. И действительно, величайшая наша надежда в неизреченном Его человеколюбии, в том, что Он так готов оказывать снисхождение». И, наконец, необходимы наши собственные усилия, «потому что, если бы мы указывали и на немощь свою, и на смятение свое, и на благость Божию, и на все то, что он сказал, но не приложили должного с нашей стороны, то не было бы нам никакой пользы».

Всецело в аскетическом ключе псалом истолкован прп. Анастасием Синаитом в «Слове на шестой псалом». Главная тема его толкования — покаяние. В самом начале слова прп. Анастасий перечисляет многообразные его появления и плоды: «Святой Дух наставляет Церковь, предлагая в шестом псалме учение об искреннем покаянии, подобающее началу постов. Через этот псалом мы научаемся тому, как умилостивить Бога. В нем изображены: неложное смирение истинно кающихся, исповедание [грехов], слезы, плач, обращение [к Богу], воздыхание, смятение совести, изнеможение, сокрушение о бесчисленных заблуждениях, спасение по милости Божией, усердное прибегание к Богу среди ночи, частое на ложе и постели воспоминание о содеянном в течение дня и благодаря этому посещение истинного Духа Святого под покровом проливаемых слез. И не только признаки истинного покаяния изображены в шестом псалме, но и то, что следует за этим: отпущение [грехов] и совершенное прощение, решительное отвержение от себя [делающих беззаконие], даруемая Богом сила молитвы, последующее за ней пристыжение бесов, а также спасение и воссоздание обветшавшего во грехах человека"4.

Слово на шестой псалом прп. Анастасия Синаита — характерный образец византийской церковной письменности VII в. Толкование лежит в русле сложившейся традиции, носит нравственно-аскетический характер. Вместе с тем это, несомненно, текст своей эпохи, пронизанной страхом перед настоящим и будущим, ощущением неустойчивости человеческой жизни и трепетом перед грядущим Божиим судом. Это не столько эсхатологические и апокалиптические чаяния, сколько острое ощущение своего недостоинства и греховности, зыбкости человеческой жизни. Поэтому, во-первых, именно этот псалом для автора имеет особую актуальность, а во-вторых, содержанием слова является тема покаяния. Само толкование нередко переходит в развернутую молитву-размышление, текст псалма в собственной молитве перелагается автором в близких и актуальных для него понятиях и категориях. В завершение следуют истории-примеры о живительной и спасительной силе покаяния, «побуждающие нас к покаянию и обращению к Богу». Один из рассказов приведен из древности (про ап. Иоанна Богослова) со ссылкой на свт. Климента Александрийского, другой (о пропитанном слезами платке покаявшегося разбойника) — из современности, о событиях, произошедших «в нашем веке при Маврикии, императоре христиан».

Остановимся на некоторых образах и понятиях псалма.

В третьем стихе читаем две параллельные фразы: Помилуй мя, Господи, яко немощен есмь: исцели мя, Господи, яко смятошася кости моя. «Под костями здесь разумеет он всю силу; под смятением — поражение, наказание, мучение» (свт. Иоанн Златоуст). Учитывая особенность еврейской поэтики, это слово можно понимать как просто указание на здоровый человеческий организм, целостность которого нарушена от постигшей его скорби. Помимо буквального понимания костей как опоры человеческого тела, помимо характерного для еврейского поэтического языка приема под частью подразумевать целое, в святоотеческой литературе этот образ получил символическое наполнение. Так, свт. Григорий Нисский под костями понимает целомудренные помыслы, которыми сохраняется целостность и здоровье души. «Из мест своих вышли „кости“ мои, разорвалась взаимная между ними связь. Костями же называет целомудренные помыслы, поддерживающие собою душу» (свт. Григорий Нисский. На шестой псалом)5.

В аскетическом ключе под костями можно понимать добродетели, как у прп. Анастасия Синаита: «Какие это кости? — Вера, разум, надежда, любовь, целомудрие, воздержание, праведность, благочестие, кротость, смиренномудрие. Сии-то кости у меня сокрушены, потрясены и повреждены».

Выражение четвертого стиха: И ты, Господи, доколе? — может вызывать ряд недоумений. О чем здесь вопрошает автор псалма? Что это за воздыхание? Как будто человек пытается требовать от Бога ответа. Так, прп. Анастасий Синаит усматривает в этом вопросе некое страшное дерзновение: «Что пророк имел в виду, не сказано, но с высоты уныния и скорби нечто страшное и дерзновенное возжелал сказать Богу, но сдержал себя и не дерзнул произнести таковое, но лишь произносит: „и Ты, Господи, доколе?“. Вот, Владыко, Ты знаешь все мои несчастья беды и страдания. Ты видишь всю вражду против меня, видишь плоти моей страстное разжение и восстание, видишь, как разбойники нападают; видишь, как лета мои быстро протекли и сила ослабела. Посему, Господи, доколе Ты не сжалишься надо мною? Доколе не защитишь? Как долго будешь презирать меня? Как долго будешь медлить? Доколе не наказываешь, доколе не помилуешь и не избавишь меня?»

У других отцов читаем более мягкое понимание этого вопроса, почти равное испрашиванию милости. «А слово: „доколе“ есть выражение человека, не оскорбленного или негодующего, но скорбящего, сетующего и изнемогающего под бременем искушений» (свт. Иоанн Златоуст). Это воззвание звучит полным веры дерзновенным обращением к Богу. Это откровенное размышление перед Богом, принесение Ему в полном доверии своей тяготы и смятения. «Посему, что медлишь исцелением? говорит Пророк. „И Ты, Господи, доколе“ не окажешь „милости?“ Не видишь ли, как близка к смерти жизнь человеческая? Решительную минуту жизни нашей предупреди обращением души моей, чтобы застигшая смерть не сделала бездейственным всякого средства к уврачеванию. Ибо в смерти никому не будет уже возможности болезнь, причиненную ему грехом, уврачевать памятованием о Боге; потому что исповедь имеет силу на земле; а во аде сего нет» (свт. Григорий Нисский).

Интересным и любопытным является стих 6: «Яко несть в смерти поминаяй Тебе». На первый взгляд может показаться, что, умерев, пропадает тот, кто мог бы помнить о Боге, то есть нет жизни после смерти. Для псалмопевца это аргумент и основание просить Бога о милости, потому что, если он умрет, то не сможет хвалить Его. Строки о смерти и аде чрезвычайно интересны для понимания ветхозаветных представлений о загробной жизни. Ветхозаветный ад, или шеол, — место, где можно лишь условно говорить о существовании там людей. Пребывание там, собственно загробная жизнь — лишь «тень существования, бесцельная и безрадостная"6. В книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова есть также яркие строки, отражающие мрачный и пессимистический взгляд иудеев на загробную жизнь: «Кто будет восхвалять Всевышнего в аде, вместо живущих и прославляющих Его? От мертвого, как от несуществующего, нет прославления: живый и здоровый восхвалит Господа» (Сир. 17:24–26). Также см. яркую параллель в Пс. 113:

«Не мертвии восхвалят Тя, Господи, ниже вси низходящии во ад, но мы, живии, благословим Господа отныне и до века» (Пс. 113:25–26).

Иначе это место осмысляется у свт. Иоанна Златоуста и блж. Феодорита Кирского. Святые отцы утверждают, что Давид знал учение о воскресении, а слова эти не значат, что «наше бытие оканчивается с настоящей жизнью», они означают, что «после отшествия отсюда покаяние уже не может иметь места» (Беседа на псалом 6). Свт. Григорий Богослов объясняет такой порядок: «Бог ограничил время деятельной жизни здешним пребыванием, а тамошней жизни предоставил исследование сделанного» (Слово 15). А Евагрий Понтийский неожиданно предлагает прочитать этот стих по-другому: «Помнящий о Боге, сказавшем: Я есть жизнь, не пребывает в смерти» (Scholia in psalmos). То есть сглаживается временная перспектива и весь смысл переносится в план настоящего, где и само настоящее становится вечным. Кто помнит о Боге, уже живет Им, и смерть не может эту жизнь разрушить.