Интервью
в Александро-Невском соборе в канун дня памяти
митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима
— Владыка, минуло двадцать лет со дня кончины приснопоминаемого митрополита Никодима. Если бы Бог не судил иначе, ныне ему исполнилось бы 70 лет. Со времени служения Владыки Никодима в жизни страны и в положении Церкви произошли поистине эпохальные изменения. Доживи он до наших дней, какой была бы его роль в нынешней России?
— Эта мысль приходит в голову многим, и один мудрый человек, встретившись с подобным вопросом, ответил на него так: «Временем владыки Никодима было время, в которое он жил».
Владыка Никодим был именно тем архиереем и человеком, в которых более всего нуждалась Церковь в его эпоху. Он заботливо выпестовал целую плеяду иерархов, священников и богословов, оказавшихся в первых рядах служителей Церкви в последующие времена, но тогда, при начале их служения, без поддержки митрополита власти не позволили бы им и в семинарию поступить…
И все же вопрос о гипотетической роли митрополита Никодима в контексте позднейших времен вовсе не бесполезен, и в первую очередь, для лучшего понимания нами самими современного положения Церкви в России. Я убежден, что сегодня он продолжал бы делать то же самое, чему посвятил свою жизнь в иные времена. Ибо владыка Никодим был убежденным и отважным воителем за свободу Церкви, за ее истинную независимость. Разумеется, покойный митрополит отдавал себе отчет в том, что полная свобода и независимость Церкви в его эпоху остаются прекрасным идеалом. Размышляя об этом, он говорил: «Понимаю и принимаю то обстоятельство, что не я являюсь хозяином имения, однако осознаю себя управителем, который, в отличие от раба и наемника, должен иметь свободу действий, без которой невозможно управление».
И в самом деле, согласно вывернутой наизнанку логике церковно-государственных отношений, человек Церкви не мог тогда рассчитывать на то, чтобы стать хозяином положения в церковной ограде. В этих условиях сделаться ответственным, самостоятельным и рачительным управляющим уже было великим дерзновением, в котором столь нуждалась дискриминируемая Церковь. Такой была историческая роль владыки Никодима в его сложное время. Он был, возможно, первым из иерархов послереволюционной Русской Православной Церкви, кто сумел выйти за пределы того подобия социальной резервации, в которой государство определило пребывать Православию, и сделать шаг навстречу обществу и властям, дабы постараться включить их в некую систему отношений диалога и партнерства с Церковью. По тем временам подобный замысел мог восприниматься не иначе как утопия или даже авантюра. Однако ныне, с высоты опыта минувших с тех пор двух десятилетий, мы можем определенно утверждать: воистину, он сумел с помощью Божией совершить невозможное, утверждая идею самостоятельности Церкви в условиях, враждебных не только подобным действиям, но и самим намерениям их совершить. В этом и состоял глубокий провиденциальный смысл церковного служения владыки Никодима.
Почему в обстоятельствах повсеместно насаждавшейся всеобщей приниженности, нивелированности и безгласия вокруг владыки Никодима стала группироваться способная религиозная молодежь? Полагаю, что эти люди искали человека, который стал бы для них неким спасительным островком свободы, по которой узнается истинный дух Церкви. Все мы знали, что такой человек есть и что он способен в случае опасности оборонить наше малое стадо Христово от злобы мира сего. И то обстоятельство, что митрополит Никодим покинул нас так рано, сраженный седьмым инфарктом, красноречивее всяких слов свидетельствует о том, сколь велик был его подвижнический труд, сколь сложна выпавшая на его долю миссия и сколь близко принимал он к своему израненному сердцу заботы о воспитании нового поколения людей Церкви.
Доживи владыка Никодим до сего дня, архипастырское делание его наверняка не претерпело бы принципиальных изменений. Да, ныне Церковь живет и развивается в совершенно других, чем во времена митрополита Никодима, социально-политических условиях. Например, сегодня в нашей стране есть закон, предоставляющий Церкви определенную свободу действий. Однако дело в том, что Церковь подлинно свободная, способная выражать и утверждать собственную точку зрения, не обязательно совпадающую при этом с ожиданиями сильных мира сего, — такая Церковь во все времена оказывалась неудобной для «царства кесаря». Эта закономерность одинаково проявляла себя при монархическом строе, при буржуазной демократии эпохи Временного правительства, при коммунистическом режиме. Не стали исключением и нынешние времена… Зато у государства чрезвычайно велика потребность в подневольной и управляемой Церкви, которой легко было бы манипулировать и которую всегда можно было бы использовать для достижения тех или иных политических целей. Когда же Церковь обретает силу, достоинство и самостоятельность, когда она становится голосом совести и правды своего народа и не трепещет высказывать истины, обличающие не только власть, но и корпоративные эгоистические интересы определенных классов, партий, социальных и экономических слоев общества, ей вновь и вновь приходится отстаивать свободу быть собой.
Казалось бы, сегодня никакие внешние силы не сковывают и не стесняют самобытного развития организма Церкви, достоянием истории стала деятельность специальных государственных органов надзора и контроля над народом Божиим. Но с уходом одних проблем явились другие. Батюшке нужно перекрыть крышу в храме, а денег на это у него нет. Приходит доброхот с большим кошельком и дает требуемую сумму, однако спустя некоторое время вновь может явиться к священнику с просьбой об ответной услуге. Всегда ли жертвователь одновременно является православным верующим человеком с чистыми помыслами, благотворителем и благоукрасителем Церкви в самом высоком и прекрасном значении слова? Действительно ли душа его чужда всякого рода лукавых расчетов и задних мыслей? В условиях нынешней политической смуты и экономических потрясений для Церкви многократно возрастает угроза утратить выстраданную ею свободу. Я думаю, что владыка Никодим понимал бы эту опасность так же хорошо, как и мы, и его служение вновь было бы посвящено отстаиванию свободы Церкви уже в новых условиях.
Будь владыка Никодим жив доныне, иные поносили бы его с еще большим ожесточением, чем делают это теперь, хуля его светлую память. Ибо ревностное служение митрополита Никодима на благо Православия являлось открытым вызовом всем, кто насаждал идею церковной несвободы и остается ее тайным сторонником поныне. Имя им — легион; по убеждениям они могут быть либералами или консерваторами, но объединяет их общее стремление вернуть Русскую Церковь в социальную резервацию, превратив в своего рода культурно-этнографический заповедник, удаленный от жизни страны, народа и человека и потому лишенный какой-либо реальной связи с настоящим и будущим России. Люди, ставящие перед собой подобные цели, и есть принципиальные оппоненты владыки Никодима и его идейного наследия. Ибо покойный митрополит неизменно выступал за то, чтобы Церковь была актуальна в контексте современности, чтобы голос ее был внятен и влиятелен для общества. Естественно, подобная позиция не может не вызывать бешеного сопротивления врагов Церкви, и нынешние времена не являются исключением. Однако владыка Никодим учил нас: «Если вас бранят в момент, когда вы совершаете дело Божие, знайте, что вы на правильном пути, ибо это диавол, используя соблазнительный грех и играя на человеческой немощи, пытается бороться с правдой Божией».
— Владыка, кем лично для Вас был митрополит Никодим?
— Мне посчастливилось быть близким человеком владыки Никодима. Все началось с того, что по Промыслу Божию я поступил в Ленинградскую Духовную семинарию, несмотря на противодействие всемогущих светских властей. Впоследствии владыка Никодим определил мне исполнять послушание иподиакона. Я стал его личным секретарем, много помогая правящему архиерею в составлении бумаг и ведении переписки. Позже, после окончания Ленинградской Духовной Академии и трехлетнего пребывания за рубежом, я вновь вернулся в Ленинградскую Духовную Академию в качестве ректора, и в этой должности пробыл десять самых счастливых лет моей жизни. Вообще, все то время, что я провел в тесном общении и совместных трудах с митрополитом Никодимом, ныне вспоминается как благодатный, духовно насыщенный и радостный период моей биографии.
Слово на встрече
в Санкт-Петербургской Духовной Академии
«Великой идеей свободы Церкви одушевлялось его служение»
Ваши Высокопреосвященства, Ваше Преосвященство, дорогие отцы, братья и сестры! Нас собрало поистине неординарное, выходящее из ряда обыкновенных событие, ибо ныне мы воспоминаем жизнь и свершения человека выдающегося. Люди для Церкви внешние, такие, как журналисты светских средств массовой информации, нередко адресуются к соработникам покойного владыки с одним и тем же вопросом: в чем, собственно, состояло особое значение его миссии? Да, личность незаурядная, недюжинная, яркая… Но что конкретно успел совершить в своей короткой жизни митрополит Никодим? Владыка Ювеналий однажды заметил, что, с точки зрения нынешних возможностей церковного делания, труды и свершения митрополита Никодима, пожалуй, могут показаться не столь впечатляющими, однако не забудем, что ему на долю выпало служение в иные, куда более грозные для Церкви времена.
Приведу лишь один пример, способный многое пояснить для тех, кому минувшая эпоха известна лишь понаслышке. Здание, в котором мы сейчас находимся, принадлежало Духовной Академии лишь наполовину, за этой стеной располагался учебный комбинат, в котором проходили подготовку будущие строители. Академию нередко посещали иностранные гости, она была центром духовной и культурной жизни города, но в ней было тесно и неудобно. Получив назначение на пост ректора, я вскоре отправился на переговоры с уполномоченным Совета по делам религий Григорием Семеновичем Жариновым и попросил его о содействии в отселении от Академии учебного комбината. Внимательно на меня посмотрев, он сказал буквально следующее: «Вы человек новый, молодой и неопытный. Поэтому рекомендую никогда и нигде больше не поднимать этого вопроса. Вы должны реально осознавать, какое место отведено Церкви в нашем обществе. Помните, что ваша Академия существует в Ленинграде лишь как экзотика для иностранных визитеров. А
Легко ли было митрополиту Никодиму? Ведь он видел свой архипастырский долг в том, чтобы защитить тех священников, мирян и семинаристов, кто по той или иной причине становился неугоден власть имущим. Мог ли один человек справиться с этим? Владыке Никодиму это удавалось. Более того, в годы, получившие в нашей новейшей истории название застойных, в Ленинградской епархии жизнь кипела ключом. С какими сияющими глазами внимали семинаристы своим наставникам в этих стенах, сколько благородства и достоинства было в лицах тогдашнего духовенства!
Я не отношу себя к числу людей, для которых самым убедительным аргументом является голая статистика. Но есть вещи, которые можно и нужно перечислять и исчислять. Без митрополита Никодима не было бы в Ленинграде Духовной Академии. Если бы не он, половина храмов в Ленинградской епархии была бы закрыта. Не будь его, в составе нынешнего епископата Русской Православной Церкви мы не досчитались бы многих славных имен, не было бы многих священников, пастырское служение которых оказалось созвучным духовным устремлениям самых широких слоев изменившегося общества.
Подвижническая жизнь владыки Никодима сама по себе есть свидетельство истинности всего, что ему удалось совершить. В 17 лет сын армейского офицера и школьной учительницы принимает тайный иноческий постриг. Второкурсник педагогического института, ставший монахом, — это по тем временам и стоило многого, зато и обойтись могло дорого. За постригом закономерно последовал уход из института, разрыв с обществом и, в определенном смысле, с семьей. Все это совершалось во второй половине
И в
В чем же состояло историческое для нашей Церкви служение митрополита Никодима? Близко зная покойного, с полной ответственностью могу сказать: его мечтой, его страстным желанием, наконец, во многом целью его служения была независимость Церкви от «власти кесаря». Вспоминаю многотысячное людское море на отпевании и погребении новопреставленного владыки, заупокойную службу, Святейшего Патриарха. Я вижу многолюдную поминальную трапезу, проходившую в этом же зале 20 лет тому назад, слышу речи, произносившиеся за ней. Присутствует Священный Синод в полном составе, большинство членов епископата Русской Православной Церкви, иностранные гости. О покойном владыке Никодиме, призванном от нас по воле Божией в селения праведных, говорят много, искренне и хорошо. Но главного в тот момент никто не посмел произнести. Никто не мог сказать о его тайной мечте и цели его служения. Сейчас, слава Богу, сказать не только можно, но и нужно. Тогда боль утраты заслоняла от многих истинный масштаб совершившейся потери, который был осознан позже. Ибо личностей, подобных владыке Никодиму, в истории Русской Церкви можно пересчитать по пальцам.
Да, мы великий народ и великая Церковь, вместе составляющие духовно-нравственную силу России. И друзья, и недруги вполне осознают значение Русской Церкви как уникального и мощного фактора русской жизни, культуры и истории. Хорошо понимали это и все властители России, начиная со святого равноапостольного князя Владимира, крестившего Русь, и кончая нынешними правителями. Но при этом, за исключением не очень продолжительных периодов своей истории — от эпохи Киевской Руси приблизительно до времени Ивана III, — Русская Церковь, играя роль великой духовной силы, сама пребывала в тенетах несвободы под владычеством светской власти. Могут спросить: «А как же XIX век, а как же синодальный период?» Тот, кто штудировал историю русского Православия, знает, что Церковь не была свободной и в те времена. Да, ей обеспечивались внешние благоприятные условия для существования и служения, но возглавителем Церкви выступал российский самодержец. И возможности нестесненной внутренней жизни предоставлялись Церкви постольку, поскольку светская власть могла и хотела пойти на это. Государство было источником церковной власти. Возьмите, к примеру, мемуары дореволюционных архиереев. Как часто можно встретить там ясную ссылку на этот источник: «Государь повелел». Это не фигура речи, но квинтэссенция тогдашних принципов церковно-государственных отношений. Затем была революция, заменившая прежнюю несвободу жесточайшими гонениями. Далее — тяжелейший период Великой Отечественной войны и, против всяких ожиданий, некое подобие свободы для Церкви. Но стоило появиться реальным предпосылкам для оживления церковной жизни в годы хрущевской «оттепели», как на православных неожиданно обрушились новые тяжкие преследования властей.
Именно в это время великих испытаний Бог призвал будущего владыку Никодима вступить на многотрудную стезю церковного служения. Сам факт его возвышения явственным образом противоречил господствовавшим тогда в государстве и обществе настроениям. Но верно и то, что покойному митрополиту всегда доставало мудрости, чтобы, последовательно добиваясь поставленных целей, не позволять другим втянуть себя во вредную для дела конфронтацию с власть имущими. Об этом красноречиво свидетельствует одно из его поучений: «Будьте благоразумны, памятуя, что прямо даже вороны не летают. Ищите различных возможностей добиваться своего». Великой идеей свободы Церкви одушевлялось его служение и во времена гонений, и в последующую эпоху застоя, когда религия методично вытеснялась на периферию жизни общества.
Владыка Никодим трудился во имя того, чтобы заставить власти уважать Церковь и считаться с нею. Избегая опасного для Церкви открытого противостояния с властью, он, однако, не склонялся перед могуществом земных князей, умея свидетельствовать достоинство Церкви своим собственным достоинством и отстаивать ее интересы с высоко поднятой головой. Это было примером и утешением для более слабых духом собратьев во времена, когда повсюду, и в том числе в церковной ограде, насаждался культ конформизма, страха, покорности и предательства, когда в большинстве епархий самовластными хозяевами были не правящие архиереи, а уполномоченные Совета по делам религий. Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий очень кстати вспомнил сегодня реальный случай, когда маститый старец-протоиерей в ответ на благословение владыки Никодима произнести возглас за Литургией предусмотрительно осведомился: «А с уполномоченным Григорием Семеновичем согласовано?»
Владыка Никодим отчетливо понимал, что он лишь управитель церковного имения. Хозяином его он не был и быть не мог по обстоятельствам времени. Но ведь и управлять можно как во благо, так и во зло Церкви. Для митрополита Никодима интересы Церкви были превыше всех прочих. Уже в те времена, чрезвычайно неблагоприятные для диалога между Церковью и государством, он стремился к воплощению идеала равноправного между ними партнерства. Но для этого прежде всего необходимо было внушить властям, что Церковь не должна быть объектом манипуляций, что ее вынужденная, исторически обусловленная и временная подневольность государству вовсе не соприродна ее естеству, что воспринимать Церковь следует как партнера, имеющего собственные интересы и представляющего немалую силу даже в системе атеистической государственности. Удалось ли это владыке Никодиму? С уверенностью утверждаю, что во многом удалось. Потому и оказалась столь коротка яркая жизнь приснопоминаемого владыки Никодима, что задача, поставленная им перед собой, для другого оказалась бы невыполнимой. Но владыка Никодим совершил невозможное.
Многие из присутствующих здесь могут засвидетельствовать, как спокойно и уверенно чувствовали мы себя под его святительским омофором. Ибо покойный владыка был истинный воин Христов и щит нашей веры. Его можно уподобить столпу, поддерживавшему церковный свод во время бури и ненастья. Ему выпало на долю противостоять многоразличным силам, враждебным Церкви, и он всегда держал удар. Гнулся, но не ломался. Безмолствовал, но не покорялся. Принимал раны и язвы душевные, но не отступал. Ибо веровал, что не в силе Бог, но в правде, которая во благовремении будет Им явлена. В отличие от нынешних архиереев он был лишен права обращения к народу через средства массовой информации. Подобно духовным учителям и отцам древней Церкви, он располагал единственной трибуной для проповеди — церковной кафедрой и научал верных через всепобеждающее слово Благовествования Христова.
Присутствием силы Божией был отмечен весь облик владыки Никодима. Он складывался из силы воли, силы ума, силы убеждений, силы чувствований, силы обаяния личности. Покойный владыка был поразительно убедителен, компетентен, духовно зрел. Магнетизм его яркой индивидуальности неизменно воздействовал даже на закоренелых безбожников, на функционеров власти и официозного «общественного мнения», скептически и недоверчиво настроенных по отношению к Церкви. Неоднократно сопровождая митрополита Никодима при посещении им различных государственных учреждений, от Совета по делам религий до советских посольств за рубежом, я каждый раз поражался его способности воздействовать на собеседника. Он рассеивал предубеждение, преодолевал недоброжелательство, умирял враждебность, и его оппонент менялся буквально на глазах. Не раз наблюдал я поразительную метаморфозу: сухой и отчужденный государственный вельможа, по необходимости вынужденный снисходить до собеседования с диковинными для него «попами» и «мракобесами», на глазах преображался сначала в растерянного, даже смятенного, а затем в сосредоточенного, задумывающегося, искреннего человека, вдруг осознавшего, что он прикоснулся к неизмеримо превосходящей его и лишь теперь приоткрывшейся ему Истине веры.
Именно такие люди, как владыка Никодим, приуготовляли своим служением будущие перемены в умонастроениях интеллигенции, власти и общества. Другим его свершением было то, что он поднял с колен многих из тех, кого уничижало атеистическое государство, — семинаристов, богословов, священников, верующих мирян. При этом владыка Никодим, верный учению Церкви, неизменно предупреждал нас против искушения вступить на путь политической борьбы, считая, что человек Церкви должен бороться за ее свободу средствами и способами, отличными от тех, что используются людьми светскими.
В кругу соработников и последователей митрополита Никодима высказывались вполне откровенно, у нас не было секретов друг от друга. Власти полагали, что люди в Церкви разобщены и разделены, но это было далеко не так. Дух братской открытости, царивший в нашей среде, позволял нам прежде всего успешно координировать свои действия и достигать порой очень многого, прежде всего, в сфере кадровой политики, что было тогда чрезвычайно важно.
Внутренняя сила владыки Никодима была столь велика, что под его влиянием постепенно преобразовывалась окружающая действительность. Качественные изменения происходили и в епархии, и в Духовной Академии и семинарии. Другими становились и клирики, и профессора, и студенты. Бывая в соседних епархиях, мы поражались тому, насколько у нас все устроено иначе. У нас активная духовная и молитвенная жизнь, у нас много молодежи, мы свободны в выражении мнений, к нам приезжают
Но одновременно он пробудил страх перед собою. И действительно, атеистическая власть на протяжении десятилетий стремилась выжечь в душах людей веру в Христа Спасителя, она методично преследовала, дискредитировала и унижала Церковь. И вдруг после всего этого является человек, чей выдающийся дар привлекать людей к Церкви обращает в прах усилия ее гонителей и ненавистников. Власти боялись влияния митрополита Никодима, вынуждены были считаться с его авторитетом. Об этом
Размышляя о служении владыки Никодима, невольно задаешься вопросом: а всегда ли хватает нам, современным пастырям, духовной силы и внутренней убежденности для того, чтобы противостоять давлениям мира сего и сохранять ту независимость и свободу Церкви, которая дарована нам молитвами, трудами, подвигом и исповедничеством предыдущих поколений? К сожалению, сегодня есть среди нас те, кто уступают соблазну заплатить компромиссом за материальное благополучие и спокойствие, причем идут на это с легкостью и готовностью, которые были редкостью в среде русского духовенства даже в худшие времена репрессий и притеснений. Если бы владыка Никодим жил сегодня, то, несомненно, так же свидетельствовал бы правду Божию перед лицом государства и народа, как делал это при жизни, и его пророческий глас звучал бы столь же проникновенно и убедительно, как и двадцать лет назад.
Об этом размышляю я во дни памяти моего и вашего учителя. Верю, что он, как и при жизни, ныне подает нам свою помощь и поддержку в служении, завещанном нам. Думаю, великим счастьем и утешением было бы для каждого из нас удостоиться однажды из уст нового поколения православных людей тех же слов, которыми поминаем мы ныне возлюбленного владыку Никодима. Воистину, он был Человек Церкви.
Приношение благодарной памяти
(Из цикла телепередач «Слово пастыря»)
1.
Сегодня 5 сентября. Многим церковным людям известно, что ныне день особенный: двадцать лет назад скончался выдающийся иерарх Русской Православной Церкви митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим, Патриарший экзарх Западной Европы. С именем этого замечательного человека связано столь многое в новейшей истории нашей Церкви, а заслуги его перед народом Божиим столь велики, что покойному владыке Никодиму по праву уготовано особое место в Соборе видных церковных деятелей, оказавших ощутимое влияние на судьбы Православия в России.
Я хотел бы познакомить вас с жизнью и трудами приснопоминаемого митрополита Никодима, поделиться воспоминаниями о его личности, рассказать о его деяниях и свершениях. Это представляется мне тем более важным и насущным, что сегодня, к сожалению, находятся отдельные люди, именующие себя православными, которые пытаются бросить тень на светлую память покойного владыки, воздвигая на него всяческую хулу и клевету, обращая белое в черное и силясь доказать, что его служение было не на пользу, а во вред Матери-Церкви. Попытаемся же вместе во всем разобраться.
Митрополит Никодим, в миру Борис Ротов, родился в 1929 году в городе Рязани. Отец его был военным, мать — школьной учительницей. Казалось бы, обычная советская семья. Правда, по материнской линии Борис был внуком священника. И, быть может, именно через мать передалась ему ранняя любовь к церковным службам, склонность к православному образу жизни, интерес к проблемам Церкви. Отроком Борис стал посещать храм Божий, и хотя здесь не могло обойтись без благотворного влияния на мальчика ближайших родственников, тем не менее приобщение к церковной жизни было актом его самостоятельного и ответственного выбора. Для него было радостью посещение богослужений, и нередко он начинал свой день с ранней Литургии, а уже потом спешил в школу. Когда будущему митрополиту Никодиму исполнилось 15 лет, он обратился к своему духовному отцу, происходившему из среды дореволюционного еще духовенства и весьма почитаемому в церковном народе архиепископу Димитрию (Градусову), за благословением на иноческий постриг. Владыка Димитрий благосклонно отнесся к этому необычному в столь молодые годы стремлению юноши, но просил его повременить. Рассказывают, что мысль отсрочить постриг юного Бориса владыке подали люди из его близкого окружения.
Борис Ротов оканчивает среднюю школу и поступает на биологический факультет педагогического института. Однако горячее устремление к монашеской жизни и священническому служению не оставляет его, и после вторичного обращения юноши владыка Димитрий тайно постригает свое духовное чадо в монахи, а затем и рукополагает его в сан иеродиакона. Ситуация поистине удивительная и небывалая: в советском вузе послевоенного времени, где атеистическая доктрина является составной частью учебно-воспитательного процесса, готовится стать преподавателем биологии Борис Ротов, он же тайный иеродиакон Никодим. Отец Никодим понимал необходимость получить образование, однако душа его алкала жизни церковной. Ему хотелось возможно скорее стать священником, чтобы всецело посвятить себя пастырскому служению. Нетрудно предположить, что молодой человек переживал определенный внутренний разлад, ибо слишком далеки оказались друг от друга два его делания: получение формального образования в светском вузе и служение в лоне Церкви, к которому он был призван. Пастырская ответственность, приобретенная отцом Никодимом вместе с рукоположением в священный сан, в конце концов побудила его оставить вуз и просить владыку Димитрия направить его на приход. Внутренняя связь между всеми этими событиями отнюдь не была бесконфликтной. К вящему огорчению родителей отца Никодима, обнаружилось, что сын их не только бросил институт, но и оказался священником, более того — монахом. Окружающим трудно было понять и тем более принять подобный жизненный выбор. Как бы то ни было, молодой священник получает назначение на отдаленный приход Ярославской епархии и отбывает к месту своего служения.
Проходит время, и стареющий владыка Димитрий, нуждающийся в помощи энергичного, умного и преданного человека, призывает отца Никодима, определив ему быть секретарем Ярославского епархиального управления, а также благочинным одного из благочиний епархии. На этом новом и обширном поприще раскрываются многоразличные дарования и таланты владыки Никодима. Он неустанно трудится, помогая своему престарелому духовному отцу, часто бывает в Москве с ответственными поручениями, при этом заочно оканчивает Ленинградскую Духовную Семинарию и поступает в Духовную Академию. Здесь молодой епархиальный секретарь из Ярославля обнаруживает выдающиеся способности к наукам, особенно к изучению языков.
Вскоре его замечают в Патриархии и направляют на ответственное послушание в Иерусалим. Владыка Димитрий благословляет своего духовного сына на новое служение, и отец Никодим становится сотрудником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, а впоследствии и ее начальником.
Владыка Никодим много потрудился для упрочения позиций нашей Церкви во Святой Земле. Временем его служения здесь были
Таким образом, пребывание отца Никодима в Иерусалиме было во всех отношениях успешным. С его именем отныне связывается не только очевидное возрождение Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, но также и возобновление исконной духовной связи России с Афоном. В силу исторических обстоятельств сношения с Афоном пресеклись на долгие десятилетия, ибо советским гражданам воспрещалось его посещение. Владыка Никодим был первым, кому удалось в те времена собственными глазами увидеть эту православную святыню. Встреча посланца Московского Патриархата с афонскими иноками, с дореволюционных времен подвизавшимися в святогорских обителях, была поистине трогательной и радостной. Позже владыка Никодим немало потрудился для того, чтобы воссозданные при его содействии связи России с Афоном развились и упрочились. В бытность его постоянным членом Священного Синода Афон начали посещать многочисленные делегации и паломнические группы, монастырю оказывалась посильная помощь. Конечно, уровень материальной помощи Афону ограничивался политическими обстоятельствами того времени. Но едва ли не важнее для святогорских иноков была моральная и духовная поддержка со стороны нашей Церкви в годину, когда военная хунта, правившая тогда Грецией, вознамерилась закрыть русский Свято-Пантелеимоновский монастырь. Мне довелось быть свидетелем и самовидцем жесткого объяснения владыки Никодима, в тот период уже председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата, с одним из руководителей греческой хунты генералом Потакосом. Сколько внутренней силы, сколько убежденности, сколько веры было в аргументах митрополита Никодима! Он говорил воистину как власть имеющий, и опровергнуть его доводы генералу оказалось не под силу. Усилия владыки Никодима достигли цели и сыграли свою роль в спасении русского афонского монастыря.
Впрочем, мы забежали далеко вперед. Вернемся ко времени, когда будущий митрополит, а тогда еще архимандрит Никодим по окончании Ленинградской Духовной Академии возглавлял Русскую Духовную Миссию в Иерусалиме. Послушание его на Святой Земле подходило к концу. Он был отозван в Москву и назначен заведующим канцелярией Московской Патриархии и одновременно заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений.
В то время председателем этого Синодального Отдела был блистательный митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), человек, одаренный свыше удивительными талантами, много сделавший как для развития внешних связей нашей Церкви, так и для укрепления ее авторитета внутри страны. То было чрезвычайно трудное для русского Православия время так называемых хрущевских гонений на Церковь. Владыка Николай, возвысивший свой голос в защиту православной веры и Церкви, вошел в глубокий конфликт с тогдашним политическим руководством страны и стал одной из первых жертв начавшихся преследований. Он был отстранен от всех своих должностей, и один из ключевых Синодальных Отделов Русской Церкви оказался обезглавленным. Вскоре после вынужденного удаления на покой митрополит Николай скончался. Должность председателя Отдела внешних церковных сношений наследовал его бывший заместитель, рукоположенный во епископа Подольского владыка Никодим (Ротов).
Этим назначением было ознаменовано начало нового периода не только в сфере церковно-государственных отношений, не только в области внешних связей нашей Церкви, но и во всей ее новейшей истории. Именно в сложнейших условиях противостояния Церкви давлению государства в период хрущевских репрессий в полной мере явили себя богатые дарования митрополита Никодима и его необыкновенная духовная сила.
2.
Вскоре после назначения председателем Отдела внешних церковных сношений и постоянным членом Священного Синода владыка Никодим получает одну из самых важных кафедр Русской Православной Церкви и становится митрополитом Ленинградским и Ладожским. Именно на посту председателя Отдела внешних церковных сношений и на Ленинградской митрополичьей кафедре раскрываются удивительные таланты и способности владыки Никодима, столь промыслительно оказавшиеся ко времени в трудную для Церкви пору.
С конца
Только вообразите себе: все административно-идеологическое и материально-техническое могущество жестко централизованного государства было брошено на то, чтобы претворить в жизнь эту химерическую мечту воинствующего атеизма. При этом власти были достаточно информированы о том, что множество людей, несмотря на антицерковную пропаганду, свято сохраняют искру веры в своих душах, что храмы переполнены молящимися, что церквей катастрофически не хватает, что 8 духовных семинарий не в состоянии обеспечить подготовку требуемого количества священнослужителей… И тем не менее начинается массовое закрытие монастырей, храмов, семинарий. Однако делается это совсем не так, как в
Конечно, в послевоенные, более «вегетарианские» времена подобная практика плохо гармонировала бы с объявленным властями курсом на демократизацию общественной жизни. Кроме того, нетрудно было предвидеть резко негативную реакцию мирового общественного мнения на возвращение к политике террора в отношении Церкви. И потому гонения хрущевской эпохи были отмечены тем особым циничным лицемерием, которое может быть внушено человеку разве что по наущению самого отца лжи. Идеалом властей было создание такой ситуации, когда Церковь утеснялась бы с формального согласия самих верующих и их же руками. Однако всерьез рассчитывать на это не приходилось, ибо ни один епископ или священник не взял бы на себя грех опустошить или осквернить храм Божий, хотя и встречались люди слабые или неумелые, не способные оказать должного сопротивления врагам Церкви. Абсолютное же большинство духовенства оставалось верным своему долгу перед Матерью-Церковью и православным народом.
И тогда светские власти измыслили удивительно хитроумный ход, приняв решение лишить епископат и священство реальной власти путем запрещения им ведать финансово-административными вопросами внутрицерковной жизни: мол, ваше дело — только лоб крестить да кадилом махать. Для легитимизации и практического претворения в жизнь этого коварного плана обратились к закону 1929 года, которым регулировалась деятельность религиозных организаций. Тенденциозная интерпретация этого закона, осуществленная Советом по делам религий по указанию политического руководства страны, привела к тому, что Церкви был фактически объявлен ультиматум: либо она соглашается изменить собственную структуру и традиционное устроение своих институтов, вследствие чего епископат и священство окажутся лишенными какой бы то ни было реальной власти в церковной ограде, либо Церковь входит в прямое противоречие с действующим законодательством и в силу этого автоматически навлекает на себя карательные санкции атеистической власти. Ничего не оставалось делать, как пойти по пути вынужденного изменения внутрицерковных установлений, дабы сохранить до лучших времен саму Церковь.
Нынешние молодые прихожане, а также священники относительно недавнего поставления даже вообразить себе не могут, к какому состоянию уничижения была низведена Церковь. Епископат, отрешенный от реальной власти, был лишен возможности назначать и перемещать священников без санкции специального государственного чиновника, именовавшегося уполномоченным Совета по делам религий. Священник, желавший служить на том или ином приходе, непременно должен был получить так называемую регистрацию от того же уполномоченного, а дерзнувший служить без оной обрекал себя на немедленное запрещение в служении и репрессии. На практике это означало, что священство было изъято из духовно-административной власти епископата и поставлено в прямую зависимость от произвола государственных чиновников-атеистов. Священник более не был властен руководить внутренней жизнью своего прихода, отныне подчинявшегося местной администрации в лице секретарей поселковых или городских советов, а также назначаемых ими приходских старост, нередко и вовсе оказывавшихся неверующими, а порой и открыто враждебными Церкви. В руках этих людей отныне были сосредоточены все материальные средства Церкви и все нити административного управления. Они решали, кому, когда и как служить, каким образом отмечать церковные праздники, сколько священников должно быть на приходе. Статус самого священнослужителя был низведен до уровня подконтрольного и социально чуждого государству наемного работника. Большая часть церковных денег переводилась на счет так называемого Фонда мира. Возможно, этот Фонд действительно делал
Таковы были обстоятельства времени, в которое Бог призвал тридцатитрехлетнего митрополита Никодима на стезю общецерковного служения. Святейшему Патриарху Алексию I, человеку глубокой веры и преданности Церкви, было в ту пору более 80 лет, так что все бремя трудов по спасению Церкви легло на плечи владыки Никодима, который принял их как долг перед Богом и людьми.
Церковь тогда не имела права обращаться к народу через средства массовой информации, ей не дозволялось заниматься социальным служением. Она была отстранена от воспитания подрастающего поколения и изолирована от общества. Но многое из того, что запрещалось Церкви писаными и неписаными законами атеистического государства, по крайней мере, в тогдашнем Ленинграде чудесным образом восполнялось в собиравших огромную аудиторию богослужениях митрополита Никодима. Они потрясали даже стариков, помнивших службы выдающихся архиереев в дореволюционном Петрограде. Службы владыки Никодима превосходили все, что люди помнили или могли себе вообразить. Было особенно много молодежи и студентов. Дивно пели хоры, величественно и чинно сослужило митрополиту Никодиму духовенство, ярко и сильно звучало слово проповеди, с которой архипастырь обращался к народу Божию. И Церковь в тогдашнем Ленинграде начала оживать, возрождаться, обретать себя через эти богослужения. Люди находили в них духовное утешение, воспринимали их как знак надежды, обещание грядущего торжества Святой Церкви. Мужественно и твердо нес владыка слово Христовой Истины своему народу в то трудное время.
Однако богослужебного подвига было недостаточно для того, чтобы реально и эффективно влиять на власть, иметь возможность самостоятельно назначать священников, выдвигать православную молодежь, защищать верующих от произвола светской администрации. Здесь требовались иные рычаги воздействия. Внутри государства, провозгласившего своей идеологической целью истребление Церкви, обрести их не представлялось реальным. И владыка Никодим как председатель Отдела внешних церковных сношений приходит к выводу, что гонимая Церковь имеет возможность найти точку опоры только в своей зарубежной деятельности. Ибо власти, утеснявшие Церковь и систематически нарушавшие права верующих, очень хотели выглядеть поборниками свободы, справедливости и демократии в глазах внешнего мира. И потому они были крайне чувствительны к реакции на происходившее в стране со стороны так называемого мирового общественного мнения.
Учитывая это обстоятельство, владыка Никодим начинает активно развивать внешние связи Московского Патриархата, причем не только с Православными Церквами, но также и с инославными. Он содействует вступлению нашей Церкви в международные христианские организации, где голос русского Православия начинает звучать все сильнее и убедительнее. В немалой степени благодаря победительной притягательности и обаянию личности самого митрополита многие зарубежные религиозные деятели начинают обращать свое внимание на жизнь нашей Церкви, интересоваться ее проблемами, напрямую обращаться по поводу этих проблем к государственной власти. При всей непереносимости положения, в котором находилась наша Церковь, она оказывается в поле зрения мирового христианского сообщества, постепенно осознающего свою ответственность за судьбу Православия в России. Русская Церковь получает действенную моральную поддержку в своем неявном противостоянии «царству кесаря». Именно благодаря внешнему фактору в церковно-государственных отношениях нередко удается остановить руку гонителей. Внешний фактор оказался почти единственным, помогшим выжить Церкви. И митрополит Никодим использовал его на благо Православия в полной мере.
3.
Продолжу свои воспоминания о деяниях приснопоминаемого владыки Никодима рассказом о некоторых эпизодах той великой битвы, которую он вел «не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6, 12).
Ленинградцам
Как иерарх Церкви, ответственный за ее внешние, в том числе и зарубежные связи, владыка Никодим неожиданно для многих сделал в своей работе явный акцент на развитие отношений со странами Африки. Внешне это выглядело тем более уместно, что Советский Союз был крайне заинтересован в укреплении своих позиций на Африканском континенте. Владыка Никодим стал приглашать на учебу в Ленинградскую Духовную Академию православных чернокожих студентов и вскоре учредил Афро-Азиатский факультет. Для ленинградских властей это явилось полной и весьма неприятной неожиданностью, ибо закрытие учебного заведения, в котором обучаются студенты из стран «третьего мира», избравших путь социалистической ориентации, могло быть расценено в Москве как грубая политическая ошибка. Позже Афро-Азиатский факультет был преобразован в Иностранный факультет, куда стали принимать не только посланцев прогрессивной Африки, но и православных студентов из США, Западной Европы, Японии и других стран. Таким образом, внешнеполитический фактор оказался последним аргументом Церкви в борьбе за сохранение Ленинградской Духовной Академии и Семинарии.
Или другой пример. Провозгласив курс на всемерное содействие постепенному отмиранию Русской Церкви в качестве приоритетной идеологической задачи, государству вполне естественно было начать с уничтожения епископата. Ибо покуда есть епископ, есть и Церковь. Но просто так взять и отправить епископа в тюрьму после официального осуждения сталинских репрессий было положительно невозможно. К тому же хрущевские идеологи исходили из того, что по мере дальнейшей демократизации общества и роста уровня его атеистического самосознания Церковь сойдет на нет сама собою и отомрет за ненадобностью естественным образом. Но в ожидании тех времен использование государством в своих целях сокращения кадров архиереев признавалось возможным и желательным. Средний возраст епископов тогда далеко превосходил 70 лет. Оставалось только ждать их естественной кончины, а до тех пор препятствовать поставлению новых епископов. В подобной ситуации епископское преемство Русской Церкви пресеклось бы,
И вновь владыка Никодим осуществляет весьма остроумный и эффективный план, используя тот же внешний фактор. Он ставит перед властями вопрос о необходимости рукоположения новых епископов для зарубежных епархий и представительств Русской Православной Церкви. Правительство охотно идет на это, дабы продемонстрировать западным критикам Советского Союза, что гражданские права и свободы гарантированы у нас каждому вне зависимости от его религиозных убеждений. Во епископы начинают хиротонисать сравнительно молодых, а иногда и очень молодых людей, хорошо образованных, отчетливо представляющих себе реальное положение Церкви и преданных делу Божию. Их направляли за границу или принимали в Отдел внешних церковных сношений, а спустя малое время старались переводить на архиерейские кафедры внутри страны. В итоге к 1970 году средний возраст епископата Русской Православной Церкви снизился до
Что сталось бы сегодня с нашей страной и Церковью, не будь владыки Никодима, его учеников, соработников и сподвижников? В наши дни Россия могла быть духовной пустыней, отданной на откуп заезжим миссионерам. Ныне же эти миссионеры быстро убеждаются в том, что земля Преподобного Сергия Радонежского никогда не примет «преподобного» Муна, и отступают. Не сомневаюсь, что приснопоминаемый владыка Никодим силою своего духовного видения прозревал и это будущее из далеких времен хрущевских гонений.
Хотел бы завершить краткое повествование о владыке Никодиме рассказом о его внутренней духовной жизни. Он был человек глубокой веры и бесконечной работоспособности. На его плечах лежало попечение о Ленинградской епархии и Отделе внешних церковных сношений, что для него означало полную рабочую неделю в Москве, а затем службы и епархиальные дела в субботу и воскресенье в Ленинграде. Постоянные поездки по приходам, встречи с прихожанами, переговоры с властями… У него была задача изменить стереотип восприятия Церкви в атеистическом государстве, и эта цель была во многом достигнута. Каждый день владыка неопустительно совершал Божественную литургию — сам или, в случае его нездоровья, при содействии учиненного иеромонаха в домовом храме митрополичьей резиденции.
Начиная с 1972 года, владыка стал тяжело болеть. Его, еще молодого годами, один за другим настигали инфаркты миокарда. Иногда силы настолько оставляли его, что он лежал в своей келье, а рядом на приставном престоле Божественную литургию совершал один из его пострижеников в священном сане.
Владыка Никодим скончался в возрасте 48 лет от седьмого инфаркта. Сейчас находятся люди, которым достает дерзости ставить в вину покойному святителю его самоотверженное служение Церкви Христовой. Пишут, например, что апелляция к зарубежным христианам была чуть ли не изменой Православию. Так могут говорить только люди, лично не знавшие владыку или сводящие собственные счеты с Церковью через ее верного служителя. Владыка Никодим отдал свою жизнь Церкви без остатка.
Недавно вышедшая книга, посвященная митрополиту Никодиму, называется «Человек Церкви». Прочтите эту книгу. И у многих, кто, быть может, невольно был уловлен в сети антицерковной пропаганды, хулящей светлую память покойного святителя, откроются глаза на подвиг жизни и веры этого выдающегося церковного деятеля России ХХ века.
Митрополит Смоленский и Калининградский,
КИРИЛЛ
