Древнейшие иконы Московского края

Древнерусская икона была открыта для общества всего около 100 лет назад. Еще в XIX в. древние образа приравнивались к предметам быта, наряду с глиняными горшками, ухватами, серпами, крестьянскими одеждами. Коллекционеры интересовались в основном иконами XVI—XVII вв. с ярко выраженными декоративными элементами (т. н. Строгановского письма, или царских изографов XVII в.), составляя из них на выставках так называемые «молельни» (большие киоты с множеством икон). И вдруг, после экспозиций 1911 и 1913 гг. во всей своей красе открылась древнерусская икона — настоящее «умозрение в красках», прорыв в горний мир, с чистыми палитрами, золотоносными фонами и кристальной простотой, граничащей с откровением. Именно тогда, в 1904—1905 гг. впервые реставратором В. П. Гурьяновым были сняты поздние записи XVII и XVIII вв. на знаменитой «Троице» Андрея Рублева. Окончательно же от записей она освободилась в 1919—1920 гг. Удивительные и противоречивые явления наблюдались в начале XX в. С одной стороны, богоборцы и осквернители уничтожали древние национальные святыни (самый яркий пример — кража и уничтожение в 1904 г. древнего Казанского образа Божией Матери), с другой — возникали из небытия во всей своей красе древние образа потрясающей силы.

Икона обладает своим особым языком, который надо уметь читать. При том, что иконография весьма традиционна, иконы разных эпох несут совершенно особый дух, идеи, приметные и важные только для данного времени. Я попытаюсь дать обзор икон, связанных с Подмосковьем, и имеющих датировку до 1400 г. Разумеется, это условный рубеж, поскольку средневековые памятники иконописи имеют иногда весьма широкую дату.

Московская земля занимала особое место в Древней Руси. Это было в XII—XIII вв. пограничье нескольких княжеств: Владимиро-Суздальского, Рязанского, Черниговского, Смоленского и Новгородской земли. Самой древней иконой, дошедшей до наших дней и достоверно связанной с одним из древних городов является «Димитрий Солунский» конца XII — начала XIII вв. Она была вывезена в Государственную Третьяковскую галерею из Дмитровского музея. Происходила из нижнего храма Успенского собора города Дмитрова, куда, в свою очередь предположительно попала из древней деревянной церкви Димитрия Солунского.

Мы видим образ воина — мудрого, уравновешенного, дышащего внутренней силой. Сдержанный, полный достоинства великомученик Димитрий Солунский наполовину извлек меч из ножен. Он был небесным патроном владимиро-суздальского князя Всеволода Большое Гнездо (1176—1212 гг.), который родился на берегу реки Яхромы. В память об этом событии отец князя Юрий Долгорукий основал город Дмитров. Именно Всеволод и был заказчиком иконы. Мастер-иконописец прославлял через образ Димитрия Солунского и своего заказчика, что подчеркнуто изображением на седалище тамги — лично-родового знака князя. Всеволод, как и изображенный на иконе Димитрий Солунский, воплощал для современников идею сильной княжеской власти, заботившейся о благоденствии подданных. Он принял титул «великого князя всея Руси», подчинив своему влиянию Рязанское, Черниговское княжества и Новгородскую землю. Для легитимной передачи власти своему второму сыну (с первым Константином вышел конфликт), Всеволод Большое Гнездо созвал «совет всея земли» — совещание земской и политической элиты княжества, в котором историки видят прообраз земских соборов XVI—XVII вв.

Вторая по древности икона происходила с территории Рязанского княжества. С нею неразрывно связана история города Зарайска. Это знаменитая икона Николы Заразского, перенесенная из Корсуни через Новгород в 1225 г. В этом драгоценном памятнике многое сплелось.

Святитель Мир Ликийских Николай — любимейший русский святой, широкое почитание которого началось еще в XI в. и постоянно усиливалось. «Правило веры и образ кротости, воздержания учитель», скоропомощник для бедных и убогих, «простецов», покровитель путешествующих, особенно по воде, — вот как воспринимали его на Руси. О широком распространении Никольских храмов свидетельствовала пословица: «От Холмогор до Колы — тридцать три Николы». Корсунь, откуда происходила икона, — древнерусское название Херсонеса (на окраине современного Севастополя), византийского города, бывшего местом крещения св. равноапостольного князя Владимира. В силу данного обстоятельства он стал одним из центров паломничества русичей. Корсунские святыни (церковные врата, каменные и литые из цветного металла кресты, иконы) пользовались поэтому особым авторитетом. Иконография стоящего святителя с разведенными руками, в левой из которых он держит символ благовестия — Евангелие, в Византии не получила большого распространения. Зато зарайская святыня, не сохранившаяся до наших дней, породила сразу же множество списков и подражаний в мелкой пластике. Судя по современным исследованиям, в XII—XV вв. города Зарайска еще не было, а был погост Красный, в храме которого перед чудотворной иконой служил один священнический род. Туда и устремились многочисленные паломники, желавшие получить списки с чудотворного образа. В качестве примера можно привести новгородскую икону первой половины XIV в. необычной формы (она либо примыкала верхним правым краем к бревну стены, либо была частью средника большого резного креста типа Людогощинского). Почитание этой иконы привело в XVI в. к возникновению города Зарайска вокруг храма с этим чудотворным образом.

К сожалению, древнейшие иконы собственно Москвы просматриваются с большим трудом. Дело в том, что в конце XIV—XVI вв. в Москву специально свозили множество древних икон из разных княжеств и земель Руси. Понятно, что в таком пестроцветье выделить иконы XII—XIII вв. именно Москвы почти невозможно. Лишь с XIV в. можно достоверно говорить о становлении московской школы иконописания. Самые ранние ее иконы: «Спас» и «Спас Ярое Око» первой половины XIV в. вводят нас в атмосферу первых десятилетий собирания русских земель Москвой. То было грозное и тревожное время, совпавшее по времени с максимальным расцветом Золотой Орды в правление ханов Узбека и Джанибека. Русь находилась под тяжелым игом. От одного появившегося татарина, как свидетельствуют летописи, бежало десять русичей. Атмосфера животного страха поддерживалась карательными экспедициями и расправами над непокорными князьями (св. Михаил Тверской). Далеко не случайно, что Спаситель являлся для человека этого времени как Господь взыскующий, страшный, яростный и карающий, как Бог-ревнитель, дающий тем не менее надежду. Ведь само иноземное иго воспринималось как наказание за грехи. Чтобы избегнуть его, надо было исправиться, стяжать святость, быть достойными милости Божией.

Но вот наступает новый период — эпоха Куликовской битвы, когда настроения в обществе, а вслед за ним и стиль иконописцев меняются. Классический пример иконописания данного времени — деисусный чин Благовещенского собора Московского Кремля, созданный, вероятно, Феофаном Греком и художниками его круга. При сопоставлении двух упомянутых выше икон с центральным образом деисуса — «Спасом в силах» проясняются разительные отличия. Перед нами на золотом фоне — Христос торжествующий, Христос — праведный Судия. Суд Его, еще не Страшный, но очень важный, земной, уже свершился. Безбожные агаряне побеждены в битве на Дону 1380 г., время скорбей и тесноты закончилось. Наступила «великая ослаба всему православному христианству».

Пусть спустя два года хан Тохтамыш обманом захватил и сжег Москву, восстановив иго. Даже в этих обстоятельствах зародилась и крепнет надежда на лучшую жизнь, на конечное избавление, к которому приведет Божий промысел.

К той же эпохе Куликовской битвы относятся пять замечательных икон из Коломны. Прозрачные, чистые, светлые краски, удивительная гармония, внутреннее духовное напряжение и какой-то общий оптимизм — вот их характерные черты. Обзор их мы начнем с двух житийных икон. Кажется далеко неслучайным, что именно в XIV столетии по периметру иконных досок стали помещать иллюстрации из житий святых. В условиях падения грамотности и культурного регресса эти картины были доступным для неграмотных «простецов» повествованием о благочестивой жизни. Житийные иконы как бы призывали: «Да тихое и безмолвное житие поживен во всяком благочестии и чистоте!». Мощный образ «Николы в житии» имеет неповторимые утрированные черты лица — непропорционально большой лоб, резко контрастирующий с небольшим ликом с близко посаженными глазами, подчеркивающими духовное сосредоточение. Середина и вторая половина XIV в. — время распространения нового духовного течения — византийского исихазма. Опыт «умного делания» благодаря святителю Алексию, митрополиту Московскому и игумену земли Русской преподобному Сергию Радонежскому получает широкое распространение.

В этом контексте и надо воспринимать этот оригинальный образ святителя Николая Чудотворца.

Другая важная тема эпохи Куликовской битвы — военный подвиг, доблесть на поле брани, противостояние «безбожным агарянам» (ордынцам). Еще одна житийная икона страстотерпцев Бориса и Глеба, первых русских святых, вводит нас в эту плоскость переживаний. Святые князья-воины почитались и как защитники Русской земли, и как покровители князей — потомков князя Владимира Крестителя. Важны типично славянские этнические черты в ликах Бориса и Глеба, что как бы подчеркивало их враждебность всему степному, ордынскому. Для современников безошибочно прочитывалась аллюзия братьев Бориса и Глеба с победителями на Куликовом поле — также братьями (но двоюродными) Дмитрием Донским и Владимиром Храбрым.

Исключительно гармонична икона из Коломны «Воскресение Христово — Сошествие во ад». Тема Воскресения, Возрождения всей Русской земли и каждого ее обитателя в широком смысле этого слова также была исключительно важна. Уже современники чувствовали совершенно необычное воодушевление, духовное движение, соединенное с политическими переменами. О княжении святого благоверного князя Димитрия Донского говорили так: «и вскипе земля Русская в дни княжения его». Воскресение Христово — центр нашей веры, что так точно выражено в пирамидальной композиции иконы, где все и всё устремляется ко Христу. Первыми освобождаются от уз ада прародители Адама и Евы, затем праотцы, пророки, праведники. Это воскресение возможно благодаря внутреннему очищению, стяжанию святости, добродетелям. Мастер иконы поместил в мандорле (сиянии вокруг фигуры Христа) белые сферы, где были подписаны эти добродетели: любовь, мир, долготерпение и другие.

Выдающийся по своим художественным достоинствам памятник иконописания и второй (после Богоматери Владимирской) русский национальный палладиум — также происходящий из Коломны образ «Богоматери Донской», приписываемая Феофану Греку. По преданию, впрочем малодостоверному, она была привезена казаками святому Димитрию Донскому на Куликово поле. Это выносная (процессионная) двусторонняя икона Коломенского Успенского собора. Традиционная иконография Умиления трактована мастером совсем иначе, чем в «Богоматери Владимирской». На первое место выходит нежная любовь Матери к своему Младенцу. Одновременно Богородица осмыслялась и как предстательница за всю Русскую землю. Символически последняя также была как бы ее ребенком. Замечательные слова по этому поводу сохранились в «Задонщине» — произведении, написанном по горячим следам Куликовской битвы. «Как милый младенец у Бога Русская земля! Он за добрые дела его милует, а за злые розгой сечет!». Вряд ли без них мы смогли бы адекватно понять ментальность эпохи Куликовской битвы и особенности Донской иконы Богоматери.

Последняя из серии коломенских икон — большой храмовый образ кисти византийского иконописца «Иоанн Предтеча — Ангел Пустыни» . Предтеча был строгим аскетом и подвижником, символом монашеского пустынножития и покаяния. И это тоже приметы времени. Ведь в XIV в. благодаря преподобному Сергию Радонежскому начался расцвет русского монашества. Стяжание личной святости, личное покаяние подвижников, к которым тянулись тысячи людей, были в понимании современников залогом прощения от грехов всей Русской земли. Потому-то так важно было благословение, данное Сергием Димитрию Донскому перед битвой с Мамаем. Отмолят эти святые люди грехи, за которые попустил Господь нашествие иноплеменных и иго, и будет даровано прощение. Победа внутренняя приведет потом и к победе внешней, силой оружия.

Крупным городским центром Московского княжества был Серпухов, основанный в 1374 году. Вместе с постройкой дубового кремля и городского собора, неподалеку от города по просьбе князя Владимира Храброго Сергий Радонежский основывает богомолье — Высоцкий монастырь. Первый его игумен Афанасий, желая познакомиться с византийским православием, спустя несколько лет уехал в Константинополь. Оттуда в качестве дара в свою обитель он прислал написанный греческим мастером комплект из 7 икон (так называемый «Высоцкий чин», одна икона сейчас хранится в ГРМ, а 6 — в ГТГ). Обычно этот роскошный комплекс, рисующий перед нами греко-русские связи, относят к 1387—1395 гг. Центральная икона Спаса Вседержителя имеет удлиненные пропорции, сдержанно-благородный, классический лик с близко посаженными глазами. Весь деисусный чин можно охарактеризовать как типичный образец позднепалеологовского искусства.

Редчайшие святыни сохранились в Троице-Сергиевой лавре. Это, согласно преданию, моленные иконы Сергия Радонежского: «Одигитрия» (многократно поновлялась, Никон и Сергий, закрыта басмой) и Никола. Первая из них многократно поновлялась, о чем неопровержимо свидетельствуют фигуры предстоящих Сергия и Никона Радонежских. Впоследствии образ был закрыт серебряной с позолотой басмой (также не изначальной). Икона Николая Угодника, которую обычно относят к ростовской школе живописи, производит впечатление более древней. Возможно, она относится еще к иконам родителей преподобного. И «Одигитрия» и «Никола» позволяют нам приоткрыть завесу тайны над сокровенным духовным миром Сергия Радонежского. В Троице-Сергиев монастырь была вложена также «Малая Богоматерь Донская» — список с коломенской иконы конца XIV в.

Реликвией похода на Дон великого князя Димитрия Ивановича является сохранившаяся икона из Николо-Угрешского монастыря — «Никола в житии». По преданию, именно ее нашел на дереве во время привала великий князь. На месте обретения образа, который согрел («сия вся угреша») сердце князя и укрепил его в предстоящей брани, был потом воздвигнут монастырь.

Наконец, надо назвать святыню из города Можайска — ростовую деревянную скульптуру Николы Можайского XIV в. (может быт начала XV в.). Статуя стояла на крепостных воротах города под открытым небом. Она дала начало новому иконографическому типу изображения Николая Чудотворца — с раскинутыми руками, в одной из которых святитель держит меч, а в другой — модель града.

Таким образом, несмотря на все потрясения, бытовые пожары, нашествия интервентов, внутренние усобицы, до нас дошли бесценные реликвии Московской земли — более десятка произведений древнерусского искусства XII—XIV вв. В некоторых случаях это знаковые, этапные памятники русского иконописания, случайно уцелевшие из многих тысяч. Следует отметить особое почитание в XII—XIV вв. святителя Николая Чудотворца. При этом «Никола Зарайский» и «Никола Можайский» дали жизнь новым иконографическим изводам. Огромную ценность имеют для нас личные святыни Сергия Радонежского и «Донская Богоматерь» (вторая, после Владимирской, по почитанию, вплоть до явления Казанской, Богородичная икона на Руси).

А. Б. Мазуров,
ректор МГОСГИ, профессор