Толкование Псалтири. Псалом IV

Четвертый псалом примечателен богатством содержания и широтой использования в богослужении и молитвах. Он продолжает суточную тематику. В богослужениях суточного круга обычно используются те псалмы, в которых упоминается смена дня и ночи и подчинение человеческой жизни этому природному ритму, в особенности в отношении слежении Богу, молитва к Нему в разное время суток. Так, пробуждение под защитой Господа в третьем псалме помещает его в состав шестопсалмия на Утрени, а отход в мире ко сну в четвертом — основание произнесения его в начале великого повечерия. Также четвертый псалом звучит в качестве прокимна на вечерне каждого понедельника. А последние его строки (ст. 7–9) используются как молитва после ужина (см. в Часослове: Вшедше же в трапезу, глаголем:). Выразительные слова об отпечатлении и явлении на нас света Лица Господня мы слышим в молитве первого часа, а также часть 7-го стиха стала причастном на праздники, посвещенные Кресту Господню — Знаменася на нас свет лица, Твоего, Господи.

Среди особенностей четвертого псалма — его надписание. Множество псалмов имеют таинственное надписание «в конец». Свт. Григорий Нисский, толкует всю Псалтирь как книгу, побуждающую нас к добродетели. Поэтому и толкование надписаний подчинено у него раскрытию этой главной, на его взгляд, цели книги псалмов — «возвести к чему-либо доброму»¹. Он знает различные варианты перевода надписания 4-го псалма². Но для него они служат лишь подтверждением и толкованием варианта «в конец». Жизнь человека пронизана борьбой души с пороками, и в этой борьбе христианин должен победить, т. е. концом подвигов должна быть победа: «после благовременного бегства от восстающего (который по естеству один, но делается множеством при худом вспоможении), и после сказанного: умножились враги мои! Многие восстают на меня (Пс. 3:2), и после всего того, что далее заключает в себе псалмопение, полагается уже начало побед. Ибо благовременное бегство от восстающих делается причиною победы над врагами. Поэтому последующее псалмопение имеет надписание: в конец. А конец всякой борьбы — победа… И кто однажды изведал сию победу, у того победы над врагами успешно следуют одна за другой; потому что в первой победе, когда житейские сладости входили в состязание с душевными благами, в тебе наклонность к лучшему препобедила вещественное обольщение» (О надписании псалмов 2:11).

Знаменитый экзегет блж. Феодорит, также принимая перевод «в конец», относит его к исполнению пророчеств в последние времена, т. е. имеет в виду эсхатологическую перспективу псалма с таким надписанием: «выражение же: в конец означает, что предсказываемое пророчеством исполнится после, в отдаленные времена. И Пророк в конце псалма предвозвестил воскресение мертвых, сказав: „в мире вкупе усну и почию: яко Ты, Господи единаго на уповании вселил мя еси“ (Пс. 4:9)». П. Юнгеров подводит итог святоотеческому пониманию надписания «в конец»: «по отеческим изъяснениям, это выражение указывает на высокое содержание и предмет псалма „о том, что для человека составляет самое совершенное и конечное“ …в достижении идеалов жизни, о спасении и вечной жизни»³.

Из западных толкователей блж. Августин комментирует надписание, начиная словами ап. Павла: «конец закона — Христос, к праведности всякого верующего» (Рим. 10:4). Он отмечает, что слово «конец» здесь означает совершенство, а не оскудение. «Теперь же мы должны обратиться к словам человека Господа после воскресения или человека верящего и уповающего на Него в Церкви»⁴. Так, везде блж. Августин старается выдерживать свой христоцентричный подход к Священному Писанию и, в частности, к псалмам.

Примечательный факт: 4-й псалом является объектом первой (и довольно пространной) из дошедших до нас подлинных бесед свт. Иоанна Златоуста на псалмы. Беседа содержит различные, основанные на тексте псалма, рассуждения о молитве, ценности добродетели, пользе скорбей, необходимости испытания своей совести, уповании на Промысл Божий и др. В беседе свт. Иоанн показывает ценность добродетели, ее пользу для жизни земной⁵ и еще более небесной. Беседа ценна не столько оригинальностью мыслей, сколько своей искренностью, силой и интенсивностью воздействия на читателя (а в свое время и еще более на слушателя). На этом комментарии следует остановиться подробно. Для понимания характера беседы можно привести несколько примеров.

Так, в слове свт. Иоанна Златоуста встречается немало ярких сентенций и наставлений, произнесенных, например, о молитве: «Не обилие слов умоляет Бога, но душа чистая и являющая добрые дела». «Молящемуся прежде всего нужно иметь твердую веру, и тогда просимое непременно получится». «Почему же скажешь, многие бывают не услышаны? Потому, что просят бесполезного. В таком случае быть неуслышанным лучше, чем быть услышанным».

«Нужно приступать к Богу с бодрственным умом, сокрушенною душою и с потоками слез, не просить ничего житейского, желать будущего, молить о духовном, не испрашивать зла врагам, никому не помнить зла, исторгать из души своей все страсти, и таким образом, приступать с сердцем сокрушенным и смиренным, оказывать совершенную покорность, изрекать языком своим благословения, не быть причастным ничему порочному, не иметь ничего общего с общим врагом вселенной, т. е. диаволом».

Стих 6-й о жертве правды находит в словах свт. Иоанна Златоуста универсальное раскрытие: «тот дар Богу — величайший, та жертва Ему приятна, то приношение весьма Ему благоугодно, которые состоят не в заклании овнов и тельцов, но в совершении пра-ведных дел…где бы ты ни был, ты можешь приносить ее (жертву), будучи сам и священником, и жертвенником, и ножом, и жертвою. Таковы жертвы разумные и духовные: они совершаются с большим удобством, не имея нужды ни в каком внешнем приготовлении».

Из другой группы цитат можно видеть характерный антиохийский, «научный» подход, отталкивающийся от точного понимания значения слов. «Под именем же правды разумей здесь не часть добродетели, но всю добродетель всецело».

«А что значит тяжкосердии (ст. 3)? Жестокосердые, плотские, привязанные к земле, склонные ко злу, преданные порокам, развращенные сладострастием… Ничто так не делает сердца жестоким, как порочное пожелание, пристрастие к житейскому, привязанность к земле». «Что значит удиви (ст. 4)? Сделал удивительным, известным, знаменитым, славным того, кто был предан Ему». «Светом он (пророк) называет здесь (ст. 7) покровительство, попечение, содействие, промышление». «Что значит единаго (ст. 9)? Значит без людей порочных».

«Яко Ты, Господи, единаго на уповании вселил мя еси. Смысл слов его следующий: упованием благ будущих и надеждою на Тебя я обуздал все мои страсти». Столь же точны формулировки и определения в комментариях к трудным местам псалма. Так, приведем в третьей группе примеров образцы таких объяснений, обычно отличающихся ясностью и нравственным характером.

По поводу слов: В скорби распространил мя еси (ст. 2): «мудрость и сила Божия открываются особенно из того, что Он не только прекращает скорби, но и в продолжение их подает великое спокойствие… дается простор, облегчающий скорбную душу, и не прекращается скорбь, возбуждающая… от лености и избавляющая от всякого усыпления… Впрочем, можно разуметь распространение иначе, именно: когда душа, огорчаемая искушениями, освобождается от страстей и других многих болезней, тогда она особенно наслаждается спокойствием».

Важен комментарий слов: Гневайтеся, и не согрешайте. «Он (пророк) не уничтожает гнева, который бывает и полезен, не отвергает негодования, которое бывает полезно, когда направлено против людей неправедных и нерадивых, но отвергает несправедливый гнев и безрассудное негодование».

«Дал еси веселие в сердце мое, т. е. научил меня любомудрствовать, презирать предметы житейские, знать предметы истинные и постоянные, возвысил меня добрыми надеждами, руководил к будущей жизни, прежде наслаждения благами окрылил меня надеждою благ. Хорошо так сказал он».

«А что значит: вкупе? Сосредоточившись, говорит, в самом себе, углубившись в самого себя, не развлекаясь бесчисленными заботами, не помышляя о делах того или другого, не рассеиваясь помыслами своими по всей вселенной, но помышляя о самом себе, о том, что полезно мне и что особенно пристойно человеку».

Таким образом, в толковании свт. Иоанна Златоустого объединяется научная точность понимания слов и терминов с общим нравственным подходом. Впрочем, даже из немногих приведенных цитат можно видеть, что подход свт. Иоанна Златоуста правильнее было бы назвать не столько нравственным (это может граничить с отвлеченным теоретизированием), а практическим, прикладным⁶ и максимально реалистическим⁷.

В комментарии под именем свт. Афанасия 4-й псалом рассматривается в свете победы Давида над его врагами, а само надписание псалма понимается как «победителю» или «победная песнь» со ссылкой на древние, отличные от Септуагинты, переводы (Акилы, Феодотиона и Симмаха). Такую возможность упоминает и блж. Феодорит Кирский: «согласно же с переводом прочих, настоящий псалом в победную песнь Победодавцу Богу приносится блаженным Давидом по одержанной победе над Авессаломом». Однако затем Феодорит не развивает этой мысли, а предлагает комментарий более общего характера, напоминающий местами свт. Иоанна Златоуста. Так, в нем затрагиваются темы молитвы, промышления Божиего о человеке, ночного испытания совести и спасительной на Бога надежды. Под тяжкосердыми (ст. 3) и многими (ст. 7) Феодорит понимает людей, неверующих в промышление Божие, а под светом в ст. 7 — озарение Боговедения, приняв которое мы можем сказать Господу: «просвещенные лучами Твоего света, даже в самых постигших нас бедствиях имеем достаточное утешение — надежду на Тебя».

Толкование Псалтири Евфимия Зигабена, будучи поздним византийским синтезом прежних толкований, отличается не только приведением разных пониманий отдельных стихов, но и своего рода лингвистическим анализом текста. Так, автор отмечает ряд языковых особенностей псалмов, обязанных особенностям еврейского языка. Так, например, в ст. 2 выражение услыша мя Бог правды моея означает услышал «Бог [услышал] — меня праведника». А в ст. 3 под выражением сынове человечестии подразумеваются, собственно просто «люди». Важно здесь отметить, что появление в свое время переврда 70-ти толковников, которые, вероятно, скрупулезно старались ничего не упустить при переводе, передали не только содержание, но, насколько это было возможно, и форму текста. Древние переводчики создали, таким образом, особый библейский греческий язык, которому могли порой подражать и авторы новозаветного канона. Далее, Евфимий Зигабен отмечает еще более интересные особенности. В начале 4 стиха стоит союз «и». Уже свт. Иоанн Златоуст указывал, что один переводчик в этом месте поставил «но». А Евфимий Зигабен вообще говорит, что этот союз «лишний; это есть не что иное, как особенность еврейского письма, что мы нередко можем встречать, или лучше сказать, встретим, если станем следить за этим». Также и в 9-м стихе «слово яко оказывается здесь как будто ненужным. Как в этом, так и во многих других местах оно составляет лишь одну из особенностей языка Священного Писания Ветхого Завета, не имеющую в речи никакого логического значения».

Теперь после общей характеристики, значения и подходов к 4-му псалму можно привести несколько пояснений к отдельным стихам, вызывающим вопросы.

Ст. 4. И уведите, яко удиви Господь преподобного Своего. В то время как восточные толкователи в преподобном видели Давида⁸ в противовес, нападавшим на него нечестивцам, блж. Августин усматривает в этих строках указание на Христа: «Кого, как ни Того, кого Он воскресил от преисподних и посадил одесную Себя на небесах?»⁹

Ст. 5. Гневайтеся, и не согрешайте, яже глаголете в сердцах ваших, на ложах ваших умилитеся. В словах псалма как бы содержится разрешение на гнев и даже как будто повеление гневаться. Поэтому мы находим в словах отцов различие между способностью человеческой природы гневаться и греховным использованием данной Богом силы. Так, по словам свт. Иоанна Златоуста, пророк «не уничтожает гнева, который бывает и полезен, не отвергает негодования, которое бывает полезно, когда направлено против людей неправедных и нерадивых, но отвергает несправедливый гнев и безрассудное негодование». А по слову прп. Иоанна Кассиана Римлянина, «повелевается нам гневаться с пользою на самих себя или на приходящие дурные помыслы и не грешить, т. е. не приводить их во вредное действие». Также и у Евфимия Зигабена говорится, что «гнев насажден в людях собственно для противодействия порокам».

Также этот стих стал важным свидетельством и основанием в Священном Писании для древней практики вечернего или ночного испытания совести и размышления перед сном о совершенных в течение дня грехах. О такой практике в разных регионах Римской империи согласно свидетельствуют древние отцы — теоретики и устроители церковных порядков: свт. Василий Великий, свт. Иоанн Златоуст и блж. Феодорит Кирский. Так, свт. Василий Великий в своих Правилах для монашествующих предписывает следующий распорядок: «А по окончании дня нужны как благодарение за то, что в день сей дано нам или благоуспешно нами исполнено, так исповедание в том, чего мы не выполнили, произвольно ли было наше прегрешение или непроизвольно, или даже и тайно, состояло ли оно в словах или в делах или заключалось в самом сердце, — за все должны мы умилостивить Бога молитвою. Ибо обозрение прошедшего весьма полезно, чтобы снова не впадать нам в подобные грехи, почему и сказано: „размыслите в сердцах ваших на ложах ваших, и утишитесь“ (Пс. 4:5).»¹⁰ У прп. Иоанна Кассиана Римлянина в Постановлениях киновитян (Кн. 8, гл. 8) этот стих псалма имеет более универсальный характер (ложе толкуется символически) борьбы со смятением и вредным действием помыслов: «что вы думаете в сердцах ваших при внезапном нападении дурных помыслов, то, удаляя размышлением всякое смятение и смущение гнева, находясь как бы на ложе покоя, исправляйте и заглаживайте спасительным сокрушением». Затем, ссылаясь на слова ап. Павла «солнце да не зайдет во гневе вашем» (Еф. 4:26), добавляет: «гневайтесь на пороки и ярость вашу, чтобы при вашем потворстве им не заходило солнце правды (Христос) в омраченных душах по причине гневливости вашей, и чтобы после удаления Его вы не дали дьяволу место в сердцах ваших»¹¹.

Ст. 7. Мнози глаголют: кто явит нам благая? Знаменася на нас свет лица Твоего, Господи. Седьмой стих содержит в себе риторический вопрос людей малодушных, чем-то напоминающий вопрос Пилата: Что есть истина? Свт. Григорий Нисский называет такое вопрошание «рабским суждением о прекрасном»¹², а Евфимий Зигабен считает, что так говорят люди, впадающие в уныние, которые «доходят до отчаяния и не веруют, что Господь близок к призывающим Его». Они как бы спрашивают: «Кто будет помощником нашим?». Подразумевая, что никто не будет. Такое состояние в толковании названо «крайней степенью отчаяния». Свт. Иоанн Златоуст называет вопрошающих людьми «слабыми и грубыми», «толпой беспорядочной, невежественной и безрассудной». Эти слова Златоуст относит к людям, любящим удовольствия, спокойствие, богатство, славу, власть. Во всяком случае, главная проблема таких людей в сомнении в Промысле Божием. Их вопрос можно изложить так: «Где доказательства Божия о нас попечения?».

Ответом на вопрос таких малодушных людей, видящих благо только в плотских удовольствиях, звучат слова о напечатлении в нас света Лица Божия. Как свет солнца виден всем, так и промышление и попечение Божие распространяется на всех, по словам свт. Иоанна Златоустого.

Более абстрактно и умозрительно объяснение свт. Григория Нисского: «а светом называет оный свет воссиявающий от лица Божия, в естество Которого не может проникать чувство. Яви нам, сказано, свет лица Твоего, Господи. Ибо под лицом Божиим, усматриваемым в некоторых чертах, кажется мне, Пророк разумеет не иное что, как добродетели; потому что ими отличается образ Божества»¹³. Другим пониманием «знамения Божественного посещения» является свет вера, «как средство, разгоняющее мрак отчаяния». Такой вариант предлагает Евфимий Зигабен, затем он ссылается на некоторых толкователей, которые слова о свете относят к христианам, «на которых назнаменована, то есть положена, особенная печать — Христос, почему они и названы христианами, Христос, Который есть свет Бога Отца (Ин. 14:9; Евр. 1:3)».

Эти объяснения кратко собраны в строках комментария свт. Афанасия: «Свет миру — Христос; Он научил нас познавать истинные блага, от которых приобретаем мысленное веселие ума и сердца».

Священник Димитрий Румянцев
магистр богословия