Протоиерей Николай Погребняк. Молодежь в памятниках иконографии

Как юноше содержать в чистоте путь свой?
— Хранением себя по слову Твоему.
(Пс. 118:9)

Среди множества иконографических сюжетов, связанных как с темой праздников, так и с событиями из жизни угодников Божиих, изображений молодых людей немало. При этом достаточно часто можно встретить сюжеты, связанные с трудом, учением, молитвой, и сравнительно редко — сюжеты, связанные с проведением досуга. На миниатюрах лицевой Библии 1888 г., хранящейся в Российской государственной библиотеке, эпизоды из жизни пророка Аввакума: совсем юные строители, пахари, жнецы. Одно из типичных житийных клейм — «Приведение во учение»; будущий угодник Божий изображается в момент приведения его для обучения, нередко этот эпизод содержит подробности, наглядно показывающие, как происходил процесс обучения — конечно, не во время жизни святого, а тогда, когда писалась икона. Интересны и сюжеты, связанные с участием юношей в богослужении. На миниатюре из Толкового Апокалипсиса XVII в. (РГБ) изображены юный пономарь, звонящий в колокола на звоннице, и посошник, несущий архиерейский посох.

Учение, молитва, труд — вот что встречаем мы чаще всего на иконах применительно к молодежи. Но значит ли это, что в жизни святых с самой ранней юности не было места отдыху, веселью, радости?

Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд… (Еккл. 11:9). Если даже Премудрый проповедник счел важным упомянуть свойственные юности радость и веселие — с оговоркой, чтобы при этом страха Божия не терять,-то можно с уверенностью говорить о том, что определенное легкомыслие молодежи было свойственно всегда. Не случайно тот же Соломон о задачах другого своего творения говорит: Притчи Соломона, сына Давидова, царя Израильского, чтобы познать мудрость и наставление, понять изречения разума; усвоить правила благоразумия, правосудия, суда и правоты; простым дать смышленость, юноше — знание и рассудительность… (Притч. 1:1–4).

Ошибки, грехи молодости — грехи по неведению — для молодежи были типичны во все времена. Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай (Пс. 24:7), — каялся Господу Псалмопевец; Ты пишешь на меня горькое и вменяешь мне грехи юности моей (Иов. 13:26), — сокрушенно восклицал праведный Иов.

Глубина падения неразумного юношества бывала подчас очень велика. Вот как описал премудрый Соломон типичную картину падения — утрату целомудрия неопытным молодым человеком: Однажды смотрел я в окно дома моего, сквозь решетку мою, и увидел среди неопытных, заметил между молодыми людьми неразумного юношу, переходившего площадь близ угла её и шедшего по дороге к дому её, в сумерки в вечер дня, в ночной темноте и во мраке. И вот — навстречу к нему женщина, в наряде блудницы, с коварным сердцем, шумливая и необузданная… (Притч. 7:6–11). Беззаконие имеет свойство преумножаться. С какой скорбью говорит пророк Исайя о времени, когда о юношах его не порадуется Господь, когда юноша будет нагло превозноситься над старцем (Ис. 3:17, 5)!

Удержать юношу от грехопадения, наставить в благочестии — задачи воспитания, решить которые без наказания мало реально. Об этом вполне определенно говорит пророк Соломон: Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состарится (Притч. 22:6); Глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит её от него (Притч. 22:15); Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней (Притч. 23:13,14).

Но, конечно, не только розги имела в своем воспитательном арсенале Церковь; физическое наказание при всей его простоте и доступности никогда не было главным воспитательным средством. Очень важным в воспитании подрастающего поколения всегда считалось создание положительного образа, в том числе — средствами иконографии.

Главная цель иконы — участие в домостроительстве нашего спасения. Воспитательная роль иконы заключается не в натуралистическом отражении реальных картин жизни изобразительными средствами, а в показе молящемуся пред иконой красоты реалий горнего мира; вспомним слова апостола: Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа (2 Кор. 3:18). Но чтобы человек имел намерение «преобразиться в тот же образ», этот образ должен быть привлекательным и желанным. О том, какие образы предлагает молодежи Церковь, будет сказано ниже, а сейчас — несколько слов о том, за что следовало бы, по слову Евангельскому, повесить мельничный жернов на шею и потопить во глубине морской (ср.: Мф. 18:6).

В системе ценностей молодежи одним из наиболее привлекательных свойств человеческого бытия является свобода, которая в данном случае понимается как возможность деятельности и поведения в условиях отсутствия внешнего понуждения. Согласно одному из положений постмодернистской философии, духовная свобода человека предполагает поиск её образа, но зависимость от образов делает человека вновь несвободным. На практике это приводит к тому, что молодежи через тотальное воздействие СМИ предлагается некий образ «свободного» человека, вся свобода поведения которого сводится к праздному проведению времени и неограниченному потреблению товаров или услуг, открыто или опосредованно предлагаемых теми же СМИ. Даже самая «раскрученная» звезда шоу-бизнеса на деле не свободна, а абсолютно зависима от породившей и эксплуатирующей её системы.

Можно сказать, что сама формула понятия свободной личности претерпела следующие изменения: от «я — это то, что я думаю» через «я-то, что я хочу» до «я-то, что от меня хотят», а точнее, «я — чего изволите» [7]. Навязываемое сегодня молодежи понимание свободы сводится к возможности в самом юном возрасте «свободно» употреблять пиво или уродовать свое естество модной татуировкой (вспомним слова пророка: вместо красоты — клеймо — Ис. 3:17–23), употреблять ненормативную лексику или изменять пол. Особенно тревожно то, что создаются социальные институты для обеспечения такого рода «свобод» — например, система ювенальной юстиции. Таковы издержки ложного понимания свободы в обществе, все чаще именующем себя «постхристианским».

Русская Православная Церковь решительно возвышает свой голос против законодательной и общественной поддержки различных пороков — например, половой распущенности и извращений, культа наживы и насилия, против возведения в норму безнравственных и антигуманных действий по отношению к человеку, таких как аборт, эвтаназия, использование человеческих эмбрионов в медицине, экспериментов, меняющих природу человека, и тому подобного.

Церковь предлагает совсем иное, нежели в современной теории прав человека, понимание свободы. В «Основах учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека», принятых на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 2008 года (далее — «Основы»), подчеркивается, что свобода есть одно из проявлений образа Божия в человеческой природе. Церковь бережно относится к внутреннему миру человека и его свободе выбора, считая, что подчинение воли человека с помощью манипуляций или насилия некоему внешнему авторитету есть нарушение порядка, установленного Богом.

К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу (Гал. 5:13) — эти слова апостола Павла содержат ключевое для христианского понимания свободы слово — любовь. Именно любовь, любовь жертвенная, является залогом того, чтобы свобода не послужила соблазном для немощных (1 Кор. 8:9). С наибольшей наглядностью это открывается в житиях святых. В иконографии святых, особенно в житийных клеймах икон, можно найти немало примеров того, как молодой человек свободно избирает путь Христов, порабощает свою волю Христу, оставаясь при этом свободным: Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3:17).

Вот характерный эпизод из жития преподобного Никона, отраженный в житийных клеймах иконы другого преподобного — Афанасия Высоцкого, второго игумена Серпуховского Высоцкого монастыря. В юные годы Никон, желая посвятить себя иноческим подвигам и спасению души, пришел в Троицкую обитель и просил преподобного Сергия Радонежского принять его в братию монастыря. Но преподобный Сергий отправил юношу «во град Серпухов, в монастырь на Высокое» к своему ученику Афанасию, говоря, что именно он сподобит Никона ангельского образа и научит монашеской жизни.

С радостью встретил преподобный Афанасий посланника великого игумена земли Русской, но, видя юный возраст Никона, увещевал его не спешить с принятием монашеских обетов. Испытав решимость намерений Никона и удостоверившись в его призвании, авва Афанасий принял Никона в число братии монастыря и вскоре облек его в иноческий образ [6].

Свободный выбор спасительного пути часто становился сюжетом в житийных иконах. Это — тот положительный образ, который Церковь всегда предлагала юношеству наряду с сюжетами обучения, молитвы, трудовой деятельности. Как пишет преподобный Иоанн Дамаскин, цель жизни человека заключается в уподоблении Богу в добродетели, насколько оно возможно для человека. Этот процесс раскрытия в человеке образа Божия — обожение — и стремились изобразить иконописцы в житийных иконах.

Здесь нет попытки создания некоего «собирательного образа», характерного для реалистического секулярного искусства. Иконный образ всегда восходит к конкретному первообразу, т. е. к вполне определенному человеку, некогда жившему и стяжавшему право на жизнь вечную. Ведь святые — активные соучастники нашего спасения, дающие не только высокий пример подвижнической жизни, но помогающие нам, преодолевая искушения юности, проходя долиною плача (Пс. 83:7), свой жизненный путь, восходя от силы в силу, явиться пред Богом (Пс. 83:8).

Какой бы образ юности ни встречался нам в памятниках иконографии, это всегда образ положительный — будь то беседующий с учителями в Иерусалимском храме юный Христос на иконе-таблетке XVI в. из Новгородского Софийского собора или три отрока «в пещи огненной» на другой Софийской иконе. Действенное подражание этим высоким образам возможно только как свободный выбор человека, причем человека свободного от греха.

Но, как подчеркивается в «Основах», «обретение свободы от греха невозможно без таинственного соединения человека с преображенной природой Христа, которое происходит в Таинстве Крещения (Рим. 6:3–6; Кол. 3:10) и укрепляется через жизнь в Церкви — Теле Христовом» (Кол. 1:24).

Священное Писание говорит и о необходимости собственных усилий человека для освобождения от греха: «Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5:1). О том же свидетельствует практический опыт великого сонма святых мужей и жен, подвизавшихся духовным подвигом и подтвердивших возможность преображения жизни каждого человека» («Основы» II.1).

Но вернемся к вопросу, поставленному в самом начале нашей заметки: разве в жизни святых не было места радости и веселью? Вспомним царя Давида, пустившегося в пляс «пред сенным ковчегом», вспомним радость и веселье народа Божия, избавившегося от египетского зла; вспомним, наконец, притчу Спасителя о блудном сыне — там о веселье говорится неоднократно (Лк. 15:23–32). Радость и веселие — не грех, а высшая форма богопочитания; первым словом, которое услышали от Воскресшего Христа жены-мироносицы, было: Радуйтесь! (Мф. 28:9).

Апостол Иаков в своем Соборном послании призывает: Весел ли кто, пусть поет псалмы (Иак. 5:13). Значит, есть некоторые рекомендации к тому, как следует радоваться. Пение псалмов, конечно, не следует понимать узко, как только прочтение нараспев текстов богодухновенной Псалтири. «Формат» радостного псалмопения гораздо шире. Вполне наглядно это доказывают иконографические сюжеты, связанные с Псалмопевцем. Особенно интересны миниатюры древних рукописных Псалтирей.

Изящная миниатюра XVIII в. из лицевой Псалтири, хранящейся в РГБ, озаглавлена: «Царь Давид составляет Псалтирь». На миниатюре — дивный оркестр, где представлены все возможные музыкальные инструменты: разного рода струнные, ударные, духовые. Сам Псалмопевец — «начальник хора» — уже в возрасте, под короной у него — седые кудри. Но все, кто окружает его, — молоды: и Соломон, и все музыканты. Кажется, изображено то мгновение, когда дирижер этого оркестра сам ударит по струнам, мелодию подхватят все музыканты, польется прекрасная музыка — и рассеются враги, убегут от лица Божия ненавидящие Его, а праведники возвеселятся, возрадуются пред Богом и восторжествуют в радости (ср.: Пс. 67:4).

Ещё одна, не менее выразительная библейская миниатюра (нач. XVI в., БАН) показывает танцующих под звуки Псалтири юношей; они и хоровод водят, и вприсядку пляшут. Миниатюра открывает книгу Псалмов, она носит программный характер: вся Псалтирь исполнена внутренней радости, которая при любом возможном случае прорывается наружу. Ведь даже в покаянном 50-м псалме Давид восклицает: Возврати мне радость спасения Твоего! (Пс. 50:14). Вся Книга псалмов возвещает радость спасения, но особенно прорывается эта радость в псалмах хвалитных, завершающих Псалтирь. Здесь веселится Израиль о Создателе своем; сыны Сиона радуются о Царе своем (Пс. 149:2), а к ним присоединяются солнце и луна, хвалите Его, все звезды света; небеса небес и воды, которые превыше небес; великие рыбы и все бездны, огонь и град, снег и туман, бурный ветер; горы и все холмы, дерева плодоносные и все кедры, звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы крылатые (Пс. 148:3–10). Веселья и радости о Господе хватает на всех: на царей земных и все народы, на князей и всех судий земных, на юношей и девиц, старцев и отроков (ср: Пс. 148:11–12).

В завершение нашего изобразительного ряда — ещё одна миниатюра из Киевской Псалтири (ХI в.); здесь иллюстрируется псалом 67-й. Впереди шли поющие, позади играющие на орудиях, в средине девы с тимпанами (Пс. 67:26) — они встретили Того, Кто неоскудевающую радость дает!

Думается, не будет преувеличением утверждать, что в памятниках иконографии изображения юности, содержащей в чистоте путь свой хранением себя по слову Божию (Пс. 118:9), дают возможность проявиться в ней (юности) с большей силой образу Божию — ведь «результат напрямую зависит от самоопределения личности» (Основы, II, 1).

Завершим нашу заметку ещё одной цитатой из «Основ»:

«В человеческой истории выбор людей и обществ в пользу зла приводил к потере свободы и огромным человеческим жертвам. И сегодня человечество может стать на тот же путь, если безусловно порочные явления… перестанут получать должную нравственную оценку и будут оправдываться с опорой на искаженное понимание свободы человека» (Основы II, 2).

Помочь нам сделать этот правильный выбор в юности старается Церковь — своими таинствами, своими молитвами, своими священными изображениями.

Протоиерей Николай Погребняк