Протоиерей Николай Крячко. Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война 1941—1945 гг.

(история церковно-государственных отношений в годы войны)

Великая Отечественная война 1941–1945 гг. явилась одним из самых тяжелых испытаний для нашей страны за всю ее многовековую историю. Разгром фашистский Германии стал возможен в результате мобилизации всех государственных ресурсов, неимоверного напряжения всех общественных сил, патриотического порыва и героизма миллионов граждан СССР. Проявив лучшие черты национального характера, наш народ с честью выдержал испытание, одержав великую победу. Цена ее оказалось огромной. Война собрала кровавую жатву с каждой советской семьи – смертями, ранениями, увечьями, разбитыми судьбами. Страна от Западного Буга до Волги лежала в руинах. Было разрушено 1710 городов, более 70 тыс. деревень и сел, взорвано и уничтожено около 32 тыс. промышленных предприятий.

Но не все последствия Великой Отечественной войны были разрушительными. К ее итогам можно отнести и возросший международный авторитет СССР, и, без преувеличения, сильнейшую в мире армию, и новую государственную религиозную политику в отношении Русской Православной Церкви. Впервые с октября 1917 г. государственная власть проявила заинтересованность к диалогу с Церковью. Одна из главных причин, побудивших советское руководство перейти от прежних планов по уничтожению к новым планам по использованию Церкви, очевидно, связана с патриотической позицией РПЦ в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.

Как правило, церковные историки не выделяют эту войну в отдельный период новейшей истории РПЦ. Но дата 4 сентября 1943 г., по общему мнению, является ключевой в истории церковно-государственных отношений советской эпохи. В ночь на 5 сентября 1943 г. в Кремле состоялась беседа И.Сталина и В.Молотова с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским), митрополитами Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем). Главным итогом этой исторической встречи было заключение «своего рода «конкордата», который в основном государственная власть соблюдала вплоть до начала хрущевских гонений»1. Наиболее обоснованной представляется периодизация государственной религиозной политики в СССР, предложенная известным историком и архивистом М.В.Шкаровским. Исходя из совокупности факторов церковной политики советского государства, а также реалий церковной жизни, он разделяет 40-е гг. XX в. на два этапа: 1939–1943 гг. и 1943–1948 гг.2 Динамика отношений Русской Церкви с властью в эти годы может быть описана следующим образом: начало позитивных изменений в 1939–1941 гг., их накопление и углубление в 1941–1943 гг., переход на новый качественный уровень в 1943 г., быстрое развитие в 1944–1945 гг., фаза наибольшего благоприятствования в 1945–1948 гг. Конечно, не следует забывать об относительном характере положительных новаций в советских государственно-церковных отношениях – законодательство СССР оставалось все таким же радикально антицерковным, в тюрьмах и лагерях по-прежнему томились священнослужители и простые верующие, жесткий контроль над Русской Церковью не ослабевал ни на секунду.

До 1939 года

Состояние церковных дел к концу 1938 г. было критическим. Русскую Церковь обескровили предыдущие годы жестоких репрессий, особенно свирепствовавшие в период так называемого «большого террора» (1937–1938). О точных цифрах пострадавших в этот период до сих пор спорят историки. Принято ссылаться на данные правительственной Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, которая установила, что в 1937 г. было арестовано 136900 православных священно- и церковнослужителей, из них расстреляно 85300; в 1938 г. арестовано 28 300, расстреляно 21 5003. В эти же годы был истреблен почти весь российский православный епископат4. На кафедрах оставались лишь 4 архиерея Московского Патриархата – Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский), архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич). На свободе были еще около 10 архиереев. Они настоятельствовали в храмах или числились на покое. Епархии как административные единицы существовали формально, на деле Патриархия состояла из отдельных приходов, поддерживавших с ней нерегулярную связь. Точное число действующих храмов неизвестно, так как зачастую в официально открытых храмах богослужения не совершались по разным причинам. Имеются сведения о закрытии только в одном 1937 г. 8 000 приходов. Игумен Дамаскин (Орловский) указывает, что из 25 тысяч церквей в 1935 г. к концу 1938 г. в Советской России осталось всего 1277 храмов5. В РСФСР действовало около 100 храмов, как правило, в крупных городах, на Украине несколько больше6. Уже к 1937 г. в СССР не было ни одного действующего монастыря. Русская Церковь, как религиозная организация, уже сбрасывалась властями со счетов – весной 1938 г. была ликвидирована Комиссия президиума ЦИК СССР по вопросам культов, а осенью 1938 г. отменено положение о Центральной и местных комиссиях по рассмотрению религиозных вопросов. Таким образом, исключалась сама возможность контакта Церкви и государства. К 1939 г. единственной государственной структурой, занимавшейся делами РПЦ, было 10 отделение 2-го отдела ГУГБ7 НКВД по «борьбе с церковно-сектанской контрреволюцией»8. Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) и немногочисленные остававшиеся на свободе православные архиереи жили в постоянном ожидании ареста.

Перед войной: 1939–1941 гг.

Советское руководство вскоре вынуждено было признать, что курс на уничтожение Московской Патриархии был ошибочным. Высокая религиозность населения СССР сохранялась, несмотря на отчаянную антирелигиозную пропаганду и репрессии против верующих. По данным Всесоюзной переписи 1937 г., «в СССР верующих среди лиц в возрасте 16 лет и старше оказалось больше, чем неверующих: 55,3 млн. против 42,2 млн, или 56,7% против 43,3% от всех выразивших свое отношение к религии. В действительности верующих было, конечно, еще больше»9. Религиозная жизнь, не находя легального выражения, уходила в подполье. Росло число катакомбников (не признававших Патриаршего Местоблюстителя) и полукатакомбников (условно признававших митрополита Сергия), совершавших тайные богослужения10. В 1940 г. в официальной партийной прессе прямо признавалось, что «закрытие церквей ведет к увеличению нелегальных религиозных организаций»11.

В сентябре 1939 г. началась Вторая мировая война. После раздела Польши между Германией и Советским Союзом, последний присоединил земли Западной Белоруссии, Волынь и Галицию, а летом 1940 г. – Литву, Латвию и Эстонию, а также Бессарабию и Северную Буковину. В Московскую Патриархию влились епархии Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Молдавии. Это, по подсчетам М.В.Шкаровского, 7,5 млн верующих, не менее 15 правящих архиереев, около 3350 церквей, 64 действующих монастыря с 5100 насельниками, десяток духовных учебных заведений, редакции религиозных изданий, церковные библиотеки, религиозные общественные организации12.

Новые обстоятельства заставили советское руководство пойти на определенные уступки Московской Патриархии. Ее деятельность была необходима для снижения активности нелегальных религиозных объединений, ассимиляции новых масс православного населения присоединенных территорий и сплочения нации перед лицом военной угрозы. При этом трудно сказать, что машина террора сбавляла обороты: в 1939 г. арестовано 1500 священно- и церковнослужителей, расстреляно 900; в 1940 г. арестовано 5100, расстреляно 1100; в 1941 г. арестовано 4000, расстреляно 190013. Тем не менее активность Русской Православной Церкви по устройству церковных дел в новых епархиях не встречала препятствий со стороны властей – совершались новые архиерейские хиротонии, замещались вакантные кафедры. Временным Экзархом Западной Украины и Белоруссии в 1940 г. был назначен архиепископ Николай (Ярушевич). В 1941 г., после смерти митрополита Виленского и Литовского Елевферия (Богоявленского), главой православных приходов Прибалтики стал митрополит Сергий (Воскресенский) с титулом Экзарха Латвии и Эстонии. «Восстанавливается регулярная неделя с воскресеньем в качестве выходного дня, вместо введенной в 1929 г. «пятидневки» с шестым днем в виде выходного»14. Накал атеистической пропаганды снизился, Союз воинствующих безбожников переживал кризис, падали тиражи его изданий. К началу Великой Отечественной войны Русская Православная Церковь имела уже 3732 храма и молитвенных здания. В ее штате состояли 28 архиереев и 5665 священников и диаконов15.

С середины 1940 г. правительство обеспокоилось активизацией церковной жизни и снова ужесточило курс религиозной политики. Главной целью были западные области СССР. Там постепенно, но неуклонно разнообразие форм религиозной жизни нивелировалось до советского антицерковного единообразия.

Начало войны между Германией и СССР: 1941–1943 гг.

Послания и проповеди

О начале войны Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Сергию (Страгородскому) сообщили 22 июня 1941 г. после праздничной Литургии, когда он собирался служить акафист Всем святым, в земле Российской просиявшим. Митрополит Сергий произнес патриотическую проповедь и благословил паству на «предстоящий всенародный подвиг». Эту и последующие свои проповеди-призывы митрополит Сергий размножает на ротаторе и рассылает по приходам для зачтения с амвона16. Самое первое обращение «К пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», составленное и разосланное в первый день войны, «советские власти разрешили зачитать в храмах лишь 6 июля 1941 г, спустя два дня после того, как советские граждане услышали выступление Сталина, молчавшего двенадцать дней»17. Всего за годы войны Патриарший Местоблюститель обращался к православному народу с патриотическими посланиями 24 раза. Послания призывали к борьбе с фашистскими захватчиками, вдохновляли народ и армию на подвиг, напоминали о патриотизме и религиозности наших прославленных предков, разъясняли антихристианский, античеловеческий характер нацистской идеологии. В течение войны архиереи и священники Русской Церкви многократно выступали с подобными обращениями и проповедями, в них нашла убедительное выражение патриотическая позиция РПЦ.

«В посланиях иерархов и проповедях священников Русская Церковь не только утешала верующих в скорби, но и поощряла их к самоотверженному труду в тылу, мужественному участию в боевых операциях, поддерживала веру в окончательную победу над врагом, способствуя тем самым формированию высоких патриотических чувств и убеждений среди тысяч соотечественников. Кроме того, от имени Церкви подвергались осуждению дезертирство, сдача в плен, сотрудничество с оккупантами. Все это способствовало изживанию пораженческих настроений, получивших определенное распространение в первый период войны, и в конечном итоге создавало «нравственные условия победы», которые в значительной мере изменили ход военных событий»18.

На фронте и в тылу врага

Многие священнослужители только не словом, но и личным примером учили паству, как защищать Родину. Будущий Патриарх Пимен, тогда еще иеромонах, начал свой боевой путь заместителем командира роты и дослужился до звания майора. Архимандрит Алипий (Воронов), наместник Псково-Печерского монастыря в 1950–1960 гг., воевал четыре года, оборонял Москву, был ранен, получил государственные награды. Будущий митрополит Калининский и Кашинский Алексей (Коноплев) на фронте был пулеметчиком, был награжден медалью «За боевые заслуги»19.

«Протоиерей Борис Васильев, до войны диакон Костромского кафедрального собора, в Сталинграде командовал взводом разведки, а затем сражался в должности заместителя начальника полковой разведки»20. Многие солдаты и офицеры Красной армии, служа Родине, обретали веру на фронте и по окончании войны становились диаконами и священниками, чтобы послужить Церкви. Священнослужители были активными участниками партизанского движения. Особенно много священников-партизан было в Белоруссии. «Так, протоиерей Александр Романушко из Полесья с 1942 по лето 1944 гг. лично участвовал в боевых операциях, ходил в разведку»21. По его свидетельству, многие священнослужители Полесья были расстреляны фашистами за содействие партизанам. В тылу врага пастыри Церкви, исполняя свой нравственный и патриотический долг, с риском для жизни укрывали красноармейцев, отставших при отступлении или бежавших из плена, вели антифашистскую агитацию среди населения, помогали советским военнопленным.

Пожертвования

Еще одним направлением патриотической деятельности РПЦ было активное участие во всесоюзном сборе средств на нужды Красной армии, в помощь раненым бойцам и их семьям, на сооружение танковых колонн и авиа-эскадрилий. Сборы денежных пожертвований по приходам начались уже летом 1941 г. Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий в послании московской пастве 14 октября 1941 г. призвал благословение Божие на всех тех, кто своими «трудами и пожертвованиями содействует нашим доблестным защитникам»22, а 30 декабря 1942 г. обратился к верующим и духовенству с призывом собрать средства на сооружение танковой колонны имени Димитрия Донского. Православный народ собрал более 8 миллионов рублей, на них были выстроены 40 танков, которые митрополит Николай (Ярушевич) 7 марта 1944 г. передал Красной армии. «Танки из колонны имени Димитрия Донского участвовали в освобождении Украины, Белоруссии, Молдавии, Польши, в составе 516-го танкового полка дошли до Берлина»23. Средства верующих шли на создание двух авиа-эскадрилий – имени Александра Невского и «За Родину». «В первый же год войны православные храмы Москвы передали в Фонд обороны более 3 млн рублей, церкви Горького (Нижний Новгород. – Ред.) – более 4 млн рублей, церкви Куйбышева (Самара. – Ред.) – более 2 млн рублей»24. «В конце 1944 г. каждая епархия прислала в Синод отчеты о своей патриотической деятельности… Выяснилось, что к этому времени сумма церковных взносов на нужды войны по предварительным неполным данным составила более 200 миллионов рублей, в том числе по Горьковской области – 9234 тыс., Ставропольскому краю – 6130 тыс., Свердловской области – 4615 тыс., Красноярскому краю – 4 179 тыс. и т. д.»25 «Общая сумма патриотических взносов духовенства и мирян Ленинградской епархии за июль 1941 – июнь 1945 гг. составила 17 423,1 тыс. рублей…»26

На имя Сталина поступали телеграммы и письма от иерархов, клириков, отдельных верующих с отчетами о внесении пожертвований в Фонд обороны. Например, типичное для того времени письмо от 28 декабря 1942 г. председателя церковного совета Хомутовской церкви Щелковского района Московской области А.Чайникова и священника К.Гриневича И.В.Сталину: «Сегодня мы внесли в Щелковский госбанк от верующих нашей православной церкви добровольное пожертвование в сумме 10 000 рублей на оборону Отечества в твердой надежде, что по усердным молитвам Господь Бог дарует победу нашим бодрым братьям, славным воинам Красной армии»27.

До 1943 года государство допускало участие РПЦ в помощи фронту, как правило, только в виде материальных пожертвований, иные церковные благотворительные инициативы не находили понимания у властей. Так, предложение церковной общины Князь-Владимирского собора Ленинграда открыть на средства общины лазарет для раненых и больных воинов, поданное в Ленсовет уже 24 июня 1941 г. не получило ответа28.

Молитва

У Церкви есть сильное оружие неведомое миру – молитва. Первый молебен «о даровании победы» Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий отслужил в Богоявленском соборе 26 июня. С этого времени повсеместно в храмах Московской Патриархии за богослужением с незначительными изменениями читали молитву, написанную архиепископом Августином (Виноградовским) в Отечественную войну 1812 г.29 Также служили специально составленный «Молебен в нашествии супостатов, певаемый в Русской Православной Церкви в Отечественную войну» с многолетием «победоносному воинству нашему»30. Особый молитвенный подвиг совершали в дни блокады митрополит Алексий (Симанский) с духовенством и верующими Ленинграда. Даже в самые суровые дни зимы 1941–1942 гг. не прекращались богослужения в городских храмах. Умирали от голода, холода и бомбежек священнослужители и члены клира, но не прерывалась молитва. Сотнями в день совершались отпевания в кладбищенских храмах. Согласно списку священнослужителей и действующих храмов РПЦ в Ленинграде, составленному митрополитом Алексием (Симанским) 4 сентября 1941 г., в городе и пригородах действовало 7 храмов Московской Патриархии, которые в течение всей блокады были наполнены причастниками и молящимися31. Горячо молилась о победе русского воинства вся Русская Церковь во главе с местоблюстителем митрополитом Сергием. Он с октября 1941 г. по август 1943 г. находился в эвакуации в Ульяновске. По рассказам келейника, архимандрита Иоанна (Разумова), в ночь на 2 февраля 1943 г. болевший в то время старец-митрополит попросил помочь ему подняться с постели. «Встав с трудом, он положил три поклона, благодаря Бога, и затем сказал: «Господь воинств, сильных в брани, низложил восстающих против нас. Да благословит Господь людей своих миром!» Утром радио передало сообщение о полном разгроме немецких войск под Сталинградом»32. Особой в годы Великой Отечественной войны была молитва святых – преподобного Серафима Вырицкого, блаженной старицы Матроны, священноисповедника Василия (Преображенского), епископа Кинешемского, священноисповедника Афанасия (Сахарова), епископа Ковровского и других. Они молились не только о победе русского воинства и мире всего мира, но и, по заповеди Христовой, о спасении душ всех своих соотечественников: как «о братиях наших, на судищи, в темницах, узах, заточении, изгнании и горьких работах сущих», так и «о врагах наших, ненавидящих и гонящих нас, и о всех сущих вне Православной Церкви и заблудших»33.

Причины и повод

Патриотическая деятельность Церкви завоевывала признание и уважение все большего числа советских людей. «Об этом писали в адрес правительства СССР бойцы и командиры действующей армии, работники тыла, общественные, религиозные деятели и граждане союзных, дружественных и нейтральных государств»34. Благодарственные письма приходили и в адрес церковных иерархов. Так, Владыку Алексия (Симанского) поздравил с 1-м Мая 1944г. боец 2-й партизанской бригады А.Г.Голицин. Он писал митрополиту: «Ваш агитационный листок сыграл немалую роль среди оккупированного населения в деле оказания помощи партизанам, а вместе с этим и борьбе против фашизма. Этот листок – среди населения - как Божье письмо, и за него немецкие коменданты в своих приказах грозили смертной казнью, у кого он будет обнаружен»35.

С оккупированных территорий стали поступать сведения, что немецкие власти выдают разрешения на открытие церквей. Там началось настоящее религиозное возрождение. Однако, как правило, оно носило стихийный характер, и германское командование поначалу лишь не препятствовало проявлению того религиозного чувства, которое русский народ скрывал и прятал при советской власти. Всего в захваченных районах РСФСР открылось, по подсчетам М.В.Шкаровского, «примерно 2150 храмов: около 470 на Северо-Западе, в Курской области – 332, Ростовской – 243, Краснодарском крае – 229, Ставропольском – 127, Орловской области – 108, Воронежской – 116, Крымской – 70, Смоленской – 60, Тульской – 8 и около 500 в Орджоникидзевском крае (Ставропольский край. – Ред.), Московской, Калужской, Сталинградской, Брянской и Белгородской областях (причем в двух последних не менее 300)»36. В Киевской епархии только в 1942 г. «было открыто 8 монастырей и 318 храмов, в которых служили 434 священника»37. В течение 1941–1943 гг. менялось отношение немецкой администрации к Русской Православной Церкви. В донесениях 1943 г. с захваченных территорий она уже «была отнесена к разделу «противник» наряду с коммунистической партией, партизанами и евреями»38.

Политический облик СССР в глазах западных союзников портила богоборческая политика советских властей в отношении верующих – большинство американских и английских политиков были христианами. «Планы президента США Ф.Рузвельта объявить войну Германии, широко обсуждавшиеся в Америке, встретили возражение со стороны американского Совета церквей Христа, который на своей конференции вынес резолюцию о том, что участие США в войне на стороне Советского Союза недопустимо уже потому, что Советский Союз – безбожное государство»39. По этой же причине в британском Парламенте не желали установления союзнических отношений с СССР.

Конъюнктурные соображения требовали от руководства СССР новой религиозной политики в отношении РПЦ. Нужен был диалог «во имя единства верующих и атеистов, борющихся с одним врагом Родины – фашизмом»40, необходимо было нейтрализовать религиозный фактор, использованный германским оккупационными властями, надо было убедить союзников, что положение Церкви в СССР соответствует демократическим стандартам.

Имея в виду эти цели, советское руководство принялось наводить мосты через устроенную им же церковно-государственную пропасть.

Новые веяния

Уже в 1941 г. государственная атеистическая пропаганда была минимизирована. Деятельность Союза воинствующих безбожников, пока еще официально не распущенного, была свернута. Журналы «Безбожник», «Антирелигиозник» и другие издания СВБ не выпускались, якобы из-за отсутствия бумаги. В то же время бумага отличного качества нашлась на отпечатанный в 1942 г. в типографии СВБ 50-тысячный тираж книги «Правда о религии в России», которая должна была распространяться в основном за границей. Выпуск книги санкционировался специальным постановлением ЦК ВКП(б) от 10 марта 1942 г. за №П36/259 , за его выполнение был ответственен сам народный комиссар внутренних дел Л.Берия41. Издание носило пропагандистский характер и должно было убедить зарубежных читателей, что главные исторические невзгоды Русская Церковь пережила от германской агрессии. Уже с осени 1941 г. репрессии против клириков Московской Патриархии несколько сократились. За 1941–1943 гг. из лагерей на свободу вышли десятки священнослужителей, шесть архиепископов и пять епископов. В марте 1942 г. власти разрешили проведение собора епископов в Ульяновске. На нем было осуждено создание автокефальной Украинской Православной Церкви и запрещен в служении епископ Поликарп (Сикорский). Возобновились архиерейские хиротонии. В ноябре 1942 г. митрополит Николай (Ярушевич) вошел в состав Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию немецко-фашистских злодеяний. Появилась возможность открыть несколько новых приходов. В идеологии большевистской партии завершался, начатый еще в 1930-е гг., переход от революционного интернационализма к советскому патриотизму, не чуждому русских национально-патриотических традиций, главной хранительницей которых была, без сомнения, Русская Православная Церковь. Имена святых князей Александра Невского и Димитрия Донского теперь упоминались в положительном контексте. Были введены новые ордена и медали в честь русских полководцев. В кабинете Сталина появились портреты Суворова и Кутузова. В Пасхальную ночь 1942 г. в Москве, Ленинграде и ряде других городов отменили комендантский час и разрешили крестные ходы с зажженными свечами.

Однако действительная нормализация церковно-государственных отношений нуждалась в более решительных шагах со стороны руководства СССР. И они были сделаны в 1943 г.

Смена курса: 1943 г.

1943 г. был годом коренного перелома в Великой Отечественной войне. Разгром фашистов под Сталинградом, Курская дуга, прорыв блокады Ленинграда, освобождение Киева и всей Левобережной Украины – эти победы показали, что дни немецкого владычества на советской земле сочтены. В этот год вермахт понес огромные невосполнимые потери – 1 млн 413 тыс. человек. Удары, нанесенные Красной Армией, были из числа тех, которые решают исход всей схватки. Предстояли еще ожесточенные бои, но все же окончательный разгром фашистской Германии после 1943 г. был лишь делом времени.

До сентября 1943 г.

5 января 1943 г. митрополит Сергий (Страгородский) отправил в Кремль Сталину телеграмму, в которой сообщал, что по его почину начат сбор пожертвований среди духовенства и верующих на танковую колонну имени Дмитрия Донского и собрано уже 500 000 рублей. В связи с этим он просил открыть в Госбанке специальный счет. В ответной телеграмме Сталин передавал привет православному русскому духовенству и верующим и «благодарность Красной армии за заботу о бронетанковых силах Красной армии». В конце было прибавлено: «Указание об открытии специального счета в Госбанке дано»42. Так, в начале третьего года войны государство хотя бы де-факто признало за РПЦ статус юридического лица, которого Церковь была лишена весь советский период. Вышеупомянутые телеграммы наряду с другими церковными документами были опубликованы в том же году в новой пропагандистской книге, посвященной патриотической деятельности Московской Патриархии, – «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война».

С начала 1943 г. на освобожденных от фашистов территориях открытые в годы оккупации храмы в большинстве случаев уже не закрывались, а духовенство, служившее в них при немцах, СМЕРШ (военная контрразведка – Ред.) зачастую не трогал. И все же машина репрессий продолжала работу: «В 1943 г. было арестовано более 1 тыс. православных священников, из них расстреляно 500»43.

Несмотря на существенное расширение поля патриотической деятельности Церкви (например, в Калуге православная община взяла шефство над местным госпиталем и даже устроила для раненых пасхальный концерт силами церковного хора) местная власть боялась давать ход любым церковным инициативам без указаний из центра. Реагируя на «калужский прецедент», НКГБ СССР принял меры к «недопущению впредь попыток со стороны церковников входить в непосредственные сношения с командованием госпиталей и ранеными под видом шефства»44. Аналогично на прошении митрополита Алексия (Симанского) в адрес председателя исполкома Ленсовета П.С.Попкова с просьбой выпустить документальный сборник по истории Ленинградской епархии в годы войны по образцу книги «Правда о религии в России» была поставлена резолюция: «Пусть обращается в свой центр за разрешением в Москву»45.

«Начиная с весны 1943 г. в правительстве обсуждался вопрос о проведении нового курса в религиозной политике, руководство которым первоначально планировалось поручить созданному в апреле 1943 г. Наркомату государственной безопасности СССР (НКГБ). Однако создание органа, занимающегося религиозными вопросами, на базе НКГБ могло быть негативно воспринято как со стороны стран-союзниц, так и со стороны верующих. В итоге возобладало мнение о необходимости учредить самостоятельный орган при Совнаркоме для связи правительства с РПЦ. Одновременно разрабатывалась идея встречи Сталина с иерархами РПЦ, к подготовке которой были привлечены органы НКГБ. С июля 1943 г. проводились консультации с находившимся в Москве митрополитом Николаем (Ярушевичем) и управляющим делами Московской Патриархии протоиереем Николаем Колчицким»46. То есть, потребность в четких директивах с самого верха относительно дальнейших путей развития церковно-государственных отношений была обоюдной.

Митрополит Сергий (Страгородский), несомненно, был в курсе организации встречи с советским руководством и, вероятно, еще до возвращения из Ульяновска в столицу 31 августа 1943 г. предполагал, что такая встреча может состояться в начале сентября. Об этом косвенно свидетельствует телеграмма-молния, отправленная им 29 августа митрополиту Алексию (Симанскому) с предложением срочно «явиться в Москву в Патриархию не позднее 5 сентября»47.

Встреча

Судьбоносная встреча Сталина с тремя митрополитами (Патриаршим местоблюстителем Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем)) состоялась 5 сентября 1943 г. Согласно записям дежурного секретаря приемной Сталина встреча начался в 00.40 и закончилась в 2 часа ночи48. На встрече присутствовали также В.М.Молотов и Г.Г.Карпов. В секретной записке Г.Г.Карпова о приеме И.В.Сталиным трех иерархов Русской Православной Церкви содержание состоявшихся переговоров зафиксировано достаточно подробно. Встреча началась с обсуждения вопросов о положении Церкви и ее главных нуждах. Сталин в первую очередь положительно оценил патриотическую деятельность Русской Церкви и предложил митрополитам «высказаться об имеющихся у патриархии и у них лично назревших, но неразрешенных вопросах»49. Митрополит Сергий сказал, что «наиболее назревшим вопросом является вопрос о центральном руководстве»50 РПЦ и попросил разрешения у правительства созвать Архиерейский Собор для избрания Патриарха и Священного Синода при нем. Сталин, одобрив созыв Собора, поинтересовался о титуловании Патриарха, дате созыва Собора, а также предложил помощь правительства в практических вопросах. Митрополит Сергий сообщил, что предполагалось, если правительство не возражает, именовать Патриарха Московским и всея Руси. Собрать архиереев для выбора Патриарха можно было бы через месяц, а государственных субсидий на проведение Собора не требуется. Сталин, согласившись с титулом Патриарха, предложил при созыве Собора, «проявить большевистские темпы»51. Всех устроила дата 8 сентября, при условии помощи правительства с транспортом.

Стороны перешли к обсуждению следующего насущного вопроса – о подготовке кадров духовенства. Чтобы восполнить нехватку образованного духовенства, митрополиты Сергий и Алексий просили разрешения на открытие богословских курсов при некоторых епархиях. Сталин изъявил готовность открыть даже семинарии и академии. Иерархи ответили, что в будущем, возможно, встанет вопрос об их открытии, но сейчас у Церкви хватит сил только на курсы. На просьбу об издании ежемесячного церковного журнала Сталин ответил решительно: «Журнал можно и следует выпускать»52. Пожелание иерархов о более равномерном распределении церквей в Советском Союзе, которое можно было бы обеспечить путем открытия храмов там, где их нет или где их мало, также встретило полное одобрение Сталина. На просьбу митрополита Алексия об освобождении некоторых архиереев из тюрем, лагерей и ссылок Сталин попросил предоставить список, который обещал рассмотреть. Вопрос о снятии ограничений на свободу проживания и передвижения для священнослужителей, отбывших срок заключения, Сталин передал на рассмотрение представителя органов.

Еще один вопрос, в разрешении которого Русская Церковь остро нуждалась, но встречала сопротивление местных властей (приводился в пример инспектор по административному надзору Ленсовета Татаринцева), был вопрос об отчислении денежных средств из епархий на содержание центрального церковного аппарата. Митрополиты Сергий и Николай предложили внести изменения в Положение о церковном управлении, предоставляющие священнослужителям право быть членами церковных «двадцаток». Возражений на это со стороны Сталина не было, как и на просьбу митрополита Николая разрешить открытие епархиальных свечных заводов и других производств.

Обращаясь к присутствовавшему на встрече Г.Г.Карпову, Сталин сказал: «Надо обеспечить право архиерея распоряжаться церковными суммами. Не надо делать препятствий к организации семинарий, свечных заводов и т. д.»53. Центральному церковному управлению были обещаны особняк в Чистом переулке, с имуществом и мебелью, денежные субсидии от государства в настоящее время и в дальнейшем, снабжение продуктами по государственным ценам и 2–3 легковые машины с горючим.

Прежде чем перейти к другой теме, Сталин несколько раз спрашивал, нет ли у митрополитов каких-либо вопросов к нему или других нужд у Церкви. Затем заявил, что для удовлетворения подобных нужд, которые могут возникнуть позже, и для связи между Церковью и правительством последнее предполагает образовать специальный государственный аппарат – Совет по делам Русской Православной Церкви, во главе с председателем Г.Г.Карповым. Иерархи выразили согласие. Сталин, обращаясь к Карпову, сказал: «Подберите себе 2–3 помощников, которые будут членами вашего совета, образуйте аппарат, но только помните: во-первых, что вы не обер-прокурор; во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность Церкви»54. В конце беседы Сталин поручил В.М.Молотову составить проект коммюнике, который был составлен на месте, одобрен и передан Поскребышеву для передачи в тот же день по радио и для напечатания в «Известиях». В.М.Молотов также договорился с митрополитом Сергием о примерной дате приема Патриархией делегации Англиканской Церкви, руководство которой не раз просило советское правительство разрешить визит делегации в Москву.

Архиерейский Собор

Сразу же после встречи в Кремле церковная жизнь стала меняться действительно большевистскими темпами. Уже три дня спустя, на праздник Сретения Владимирской иконы Божией Матери, в 11.00 в зале заседаний при Московской Патриархии собрались все 19 епархиальных архиереев РПЦ во главе с Патриаршим Местоблюстителем. Пропев тропарь «Днесь светло красуется славнейший град Москва» Архиерейский Собор начал свою работу. Вначале были заслушаны и одобрены два доклада: митрополита Сергия (Страгородского) о патриотической работе Русской Православной Церкви и митрополита Алексия (Симанского) на тему «Долг христианина перед Церковью и Родиной в переживаемую эпоху Отечественной войны». Затем Собор единогласно избрал митрополита Сергия (Страгородского) Патриархом Московским и всея Руси.

После благодарственного слова новоизбранного Патриарха и многолетий, Собор приступил к избранию Священного Синода, который решено было составить из шести архиереев – трех постоянных членов Синода и трех временных. Постоянными членами Синода были избраны митрополиты Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич), а также архиепископ Горьковский Сергий (Гришин). Временными (на полгода) членами Синода были приглашены – архиепископ Куйбышевский Алексий (Палицын), архиепископ Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий) и архиепископ Ярославский Иоанн (Соколов)55. Затем Собор обсудил и утвердил полномочия и порядок работы нового Синода. Заканчивая работу, Собор заслушал и принял декларацию «о том, как смотрит Православная Церковь на изменников Родины», обращение к советскому правительству и обращение «Собора епископов Русской Церкви ко всем христианам мира»56.

Отчет об Архиерейском Соборе появился в первом номере «Журнала Московской Патриархии», который вышел 12 сентября57 1943 г., в день интронизации новоизбранного Патриарха в Богоявленском кафедральном соборе.

Новым курсом

14 сентября постановлением Совнаркома СССР был образован Совет по делам РПЦ, 7 октября было утверждено «Положение о Совете по делам РПЦ при Совнаркоме СССР». Наряду с центральным аппаратом Совета, располагавшимся в Москве, создавался институт уполномоченных при Совнаркомах союзных и автономных республик, при край- и облисполкомах58. Уполномоченных совета на республиканском и областном уровне В.М.Молотов рекомендовал Карпову подобрать из чекистов. Заместителем председателя СД РПЦ стал полковник госбезопасности К.А.Зайцев. Сам Карпов некоторое время совмещал новую работу в совете со старой в качестве начальника 5-го отдела 2-го управления НКГБ-МГБ СССР (с мая 1943 г.). Таким образом, хотя формально Совет по делам РПЦ состоял при Совнаркоме, фактически курировал Церковь все тот же НКГБ. Но теперь задачей этой организации было не уничтожение Московской Патриархии, а ее использование как инструмента по преимуществу внешней и, не в последнюю очередь, внутренней политики.

Потребность испробовать действие этого инструмента для решения ближайших внешнеполитических задач и вызвало пресловутые «большевистские темпы» и сталинскую щедрость в предоставлении РПЦ возможностей для нормализации церковной жизни. Церковный вопрос должен был быть полностью урегулирован до конференции глав стран-союзниц в Тегеране осенью 1943 г, на которой предполагалось решить вопрос об открытии второго фронта. Советское руководство планировало использовать влияние авторитетной Англиканской Церкви для оказания воздействия на союзников. Встреча делегации этой церкви с иерархами РПЦ должна была отвести многие обвинения СССР в религиозных преследованиях.

Делегация Англиканской Церкви во главе с архиепископом Йоркским С.Ф.Гарбеттом прибыла 19 сентября 1943 г. Ее принимал Патриарх Сергий в своей новой резиденции в Чистом переулке. Члены делегации несколько раз встречались с иерархами Русской Церкви, осмотрели разрушенный фашистами Ново-Иерусалимский монастырь в городе Истре. «23 сентября участники делегации присутствовали на молебне «О даровании победы войскам союзников и Красной армии», состоявшемся в Богоявленском соборе. Их потрясло огромное множество верующих, пришедших в храм, – свыше 8 000 человек»59. О своих впечатлениях члены делегации обещали рассказать на родине. Их удалось убедить в том, что «в России есть свобода отправления религиозного культа»60. Следовательно, открытие второго фронта становилось чуть ближе.

Испытав «кнут» и убедившись в его непродуктивности, особенно, в связи с участием Русской Православной Церкви в решении задач государственного значения, власти теперь не отказывали ей в «пряниках».

Начиная с осени 1943 г., к награждению государственными орденами и медалями стали представляться священнослужители и активные верующие. Духовенство и верующие получили заслуженные награды – «почти 40 представителей духовенства были награждены медалями «За оборону Ленинграда» и «За оборону Москвы», более 50 удостоены медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», несколько десятков – медали «Партизану Великой Отечественной войны»61. «Сразу после освобождения Киева в ноябре 1943 г. Покровский женский монастырь исключительно своими силами организовал госпиталь, который обслуживали в качестве медсестер и санитарок насельницы обители, а затем в нем разместился эвакогоспиталь, в котором сестры продолжали работать до 1946 г.»62 Монастырь получил несколько письменных благодарностей от администрации, а настоятельница была представлена к ордену. Напомним, что всего лишь за полгода до этого шефство Церкви над Калужским госпиталем обернулось вмешательством НКГБ.

Развитие диалога: 1944–1945 гг.

Великая Отечественная война вступила в последний период . К лету 1944 г. вся территория СССР была освобождена от оккупантов. Красная Армия, преследуя врага, перешла границу СССР и продолжала наносить удары по фашистам уже на территории соседних государств. В июне 1944 г. открылся долгожданный второй фронт.

В этот период Русская Православная Церковь, возглавляемая Патриархом Сергием, приводила в порядок расстроенные гонениями церковные дела, выстраивала новые отношения с властью и в то же время не оставляла патриотической работы, начатой в первые годы войны. Благодаря состоявшейся фактической легализации Московской Патриархии, ее патриотическая деятельность уже не встречала препятствий со стороны центральных и местных органов власти.

Все для победы

Послания

По-прежнему церковно-патриотические послания иерархов РПЦ, распечатанные отдельными листками, распространялись по приходам в СССР и на оккупированных немцами территориях. Рождественское обращения Патриарха Сергия 1944 г. к духовенству и верующим РПЦ было «размножено в количестве 2000 экземпляров, из которых одна тысяча экземпляров» распространялась Патриархией по церковным приходам, а вторая – «на временно оккупированной территории»63. Об этом Карпов сообщал в докладной записке лично Сталину. В записке так же говорилось, что обращение митрополита Алексия (Симанского) к верующим временно оккупированных немцами районов Ленинградской области тоже было «напечатано в количестве 2000 экземпляров и целиком предназначено для распространения среди верующих в оккупированных районах Ленинградской области»64. В послании к «чадам Святой Православной Церкви в земле Новгородской и Псковской, занятой временно врагами-фашистами», митрополит Алексей ободряет и утешает жителей, «отторгнутых от родных, близких и любимых, а может быть, со смертельной болью и переживших их страдания и смерть»65, вселяет в них надежду на скорое избавление, внушает им веру в помощь Божию, потому что именно на стороне Отечества «сила Божия, ибо мы стоим за нашу землю, за Родину нашу, защищаем священное достояние наше, за которое не раз проливали кровь свою наши предки»66.

«Журнал Московской Патриархии»

Эти послания были также напечатаны в 4 номере ЖМП за 1943 г. Вообще, в 1944–1945 гг. «Журнал Московской Патриархии» был церковно-патриотическим рупором Русской Церкви. В каждом номере журнала, выпускавшегося ежемесячно тиражом в 6000 экземпляров67, печатались одно-два обращения Патриарха, митрополитов Алексея (Симанского), Николая (Ярушевича), яркие выступления архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого), речи и проповеди архиереев РПЦ по случаю юбилеев и побед Красной армии, статьи историко-патриотического содержания, сообщения с мест о зверствах фашистов, подвигах духовенства, о разорении церквей и монастырей немцами.

По информационной части журнала можно составить представление о других формах патриотической активности РПЦ в последние годы войны.

Пожертвования

Патриотический подъем населения СССР был так велик, что, несмотря на разруху, бедность, недостаток в самых необходимых вещах, поток средств на нужды Красной армии не ослабевал и на четвертый год войны. Верующие и духовенство РПЦ самым активным образом участвовали во всенародном деле. В первом номере ЖМП за 1944 г. сообщается, что, по призыву митрополита Николая (Ярушевича), прихожане Московских храмов в день праздника Рождества Христова весь тарелочный сбор, составивший 300 тыс. рублей, отдали на подарки Красной армии в знак благодарности «дорогим воинам за их подвиги, увенчанные блестящими победами на полях брани»68. Такие сборы прошли по всем епархиям.

23 марта 1944 г. от лица духовенства и верующих Москвы к Сталину с телеграммой обратились протоиерей Николай Колчицкий и московские благочинные: «Воодушевленные новым триумфом нашего оружия, верующие и духовенство Москвы собрали 1 000 000 рублей и просят принять их на сооружение самолетов. Да даст Господь Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, сил и здоровья для скорейшего победоносного завершения войны с гитлеровскими людоедами»69.

В том же 4-м номере ЖМП за 1944 г., где публиковались телеграмма и ответ на нее Сталина, с его низменным «искренним приветом и благодарностью Красной армии», помещена была статья «На алтарь родины» митрополита Николая (Ярушевича) о передаче танковой колонны имени Димитрия Донского действующей армии. В приветственной речи на церемонии передачи митрополит Николай сказал слова, в которых, как кажется, чувствуется тот особый настрой, с каким паства РПЦ своими пожертвованиями и молитвами служила делу Победы: «От имени Патриарха Сергия, своего имени, от имени всей нашей Церкви, я хочу сказать вам, дорогие братья-воины, из глубины сердца: Бог в помощь вам в вашем святом деле защиты Родины! Пусть эти боевые машины, руководимые вашей крепкой, как гранит, волей к победе, несут мщение и смерть фашистским палачам нашего народа, истерзавшим и залившим кровью часть нашей священной Родины, этим сатанистам – врагам культуры и народного счастья, врагам человечества, недостойным носить человеческое имя, недостойным жить на земле! Духом с вами будем все мы, весь наш советский народ во всех ваших бранных подвигах. Мы пламенно молимся о победе нашего оружия и пламенно веруем в конечное торжество свободы, правды, мира…»70

С истинно христианской самоотверженностью участвовали в сборе средств на нужды Красной армии верующие и духовенство из освобожденных от фашистских захватчиков районов.

В разоренном оккупацией Орле, «по освобождении его от немцев, с сентября 1943 г. по июнь 1944 г. на нужды, связанные с войной, внесено в отделения Госбанка от церквей и священнослужителей два миллиона пятьдесят одна тысяча пятьсот сорок шесть рублей и продуктов и вещей на двести сорок четыре тысячи пятьдесят рублей»71.

В период времени с окончания оккупации осенью 1943 г. по июнь 1944 г. «пожертвования от церковных православных общин и духовенства Ростовской области на нужды, связанные с войной, выразились в общей сумме 3 160 184 руб.»72.

Благочинный Заветнинского района Ростовской-на-Дону области протоиерей М.Молчанов, сам лично внесший 25 150 руб., пишет в отчете, что «эти пожертвования можно уподобить «лепте вдовицы», но, принимая во внимание, что жители пострадали от владычества немцев, которые разграбили и уничтожили домашнее и колхозное имущество, инвентарь, угнали скот, нас утешает, что и наша малая капля влилась в общую многоводную реку всенародной помощи нашей Родине»73. Это – характерное настроение для духовенства и верующих в Великую Отечественную войну.

«Особенное значение в заключительный период войны имел начатый в октябре 1944 г. сбор средств в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной армии. Еще в мае 1944 г. митрополит Алексий и его сестра А.Погожева передали свою дачу на станции Сиверская под детский дом для детей погибших солдат и офицеров»74.

Молитва

Не прекращается молитва о даровании победы и о помощи Божией отечественному воинству. Патриотическая проповедь и благодарственный молебен в честь очередного выигранного сражения или освобожденного города в сочетании с краткой заупокойной молитвой после Литургии стали повседневной частью богослужебной жизни.

Церковная жизнь

Главными событиями в церковной жизни 1944–1945 гг. были, несомненно, кончина Патриарха Сергия и Поместный собор 1945 г, на котором новым Патриархом был избран исполнявший на тот момент обязанности Патриаршего местоблюстителя митрополит Алексий (Симанский).

Местоблюстительство митрополит Алексий принял по решению Священного Синода 15 мая 1944 г., согласно завещательному распоряжению Патриарха Сергия, составленному еще 12 октября 1941 г. Началась подготовка к Поместному Собору, на проведение которого было получено согласие властей. Последним подготовительным к Поместному Собору этапом был Архиерейский Собор 22–24 ноября 1944 г., на котором после ряда заслушанных докладов был принят проект Положения об управлении Русской Православной Церковью, утверждены программа грядущего Собора, порядок избрания Патриарха и утверждено чинопоследование интронизации. В ходе обсуждения процедуры избрания против открытого голосования, предложенного протоиереем Николаем Колчицким (исход которого на самом деле уже был утвержден в Совете по делам РПЦ), выступил архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). Он не согласился с принятым решением и впоследствии просто не получил приглашения на Поместный Собор.

Поместный Собор

Собор открылся 31 января 1945 г. Общее число членов и гостей его составило 204 человека. Среди гостей присутствовали Патриархи Александрийский Христофор, Антиохийский Александр III, Грузинский Каллистрат, представители Вселенского и Иерусалимского Патриархатов, делегации Сербской и Румынской Церкви. Епархии Русской Церкви и Экзархат Московской Патриархии в Америке представляли 4 митрополита во главе с Патриаршим Местоблюстителем, 13 архиепископов и 29 епископов, 87 клириков и 38 мирян, назначенных Правящими архиереями. Собор принял «Положение об управлении РПЦ» и избрал нового Патриарха.

Согласно новому положению высшая церковная власть по-прежнему принадлежала Поместному Собору, созыв которого, правда, был поставлен в зависимость от многих обстоятельств. Патриарх управлял Церковью вместе со Священным Синодом, структура последнего сохранялась без изменения – три постоянных члена Синода и три временных. Образовывалась система синодальных учреждений – Учебный совет, Издательский совет, Хозяйственное управление, Отдел внешних церковных сношений. Епископы на кафедры назначались Патриархом, настоятели храмов - епархиальными архиереями. Нововведением было включение настоятелей храмов в члены приходской общины и непременное назначение их председателями приходских советов. Таким образом, достигалась иерархическая сплоченность Церкви, ликвидировалась ненормальная ситуация, когда настоятельство лишено было хозяйственно-финансовых функций и ограничивалось лишь устройством богослужебной жизни прихода.

Ход Поместного Собора освещался в советской прессе, кинохроника запечатлела основные его этапы. После Собора начался новый период в церковно-государственных отношениях, период наибольшего благоприятствования РПЦ со стороны советского руководства.

Переход к новой фазе взаимоотношений Русской Церкви и Советской власти готовился с обеих сторон в течение 1944–1945 гг.

Возвращение к правильному устройству и функционированию церковного организма на всех уровнях от Синода до приходов и относительная благосклонность властей позволяли РПЦ разрешать многие наболевшие проблемы церковной жизни.

Приходы

Одной из первоочередных проблем была нехватка действующих храмов. Ситуация с открытием церквей в СССР была сложной. С одной стороны наблюдался явный рост числа приходов Московской Патриархии: «В августе 1944 г. в СССР их действовало 8809, а в июле 1945 г. уже 10243»75. С другой стороны, рост мог быть более быстрым, если бы не закрывались от 20 до 25 процентов из всех храмов, открытых немцами на оккупированных территориях, а заявления верующих об открытии церквей удовлетворялись в большем количестве. Эти заявления шли мощным потоком в местные органы власти и в Совет по делам РПЦ. М.Шкаровский приводит следующие цифры: «За 1944 г. поступило 6702, а за 1945 г. еще 5986 заявлений об открытии 4292 церквей. Из них было удовлетворено 716, то есть всего 17%»76. Данные за 1944 г. и первое полугодие 1945 г. в докладе Г.Г.Карпова начальнику пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф.Александрову о деятельности РПЦ в СССР от 30 августа 1945 г. другие: «Из всех, поступивших до 1 июля с. г. 5770 ходатайств об открытии церквей (не считая повторных), просмотрено и удовлетворено советом по предоставлениям обл. (край)исполкомов 414 ходатайств, отклонено на местах 3850 и находятся на рассмотрении 1506 заявлений»77. Цифры менялись в процессе уточнения, и в справке Совета по делам Русской Православной Церкви от 31 октября 1945 г. приводятся исправленные данные: «открыто немцами в период оккупации примерно 6500 церквей»; «открыто за 1944–1945 гг. 529 церквей»; «за 1944 г. – 208»; «за 10 месяцев 1945 г. – 321»; всего к 31 октября 1945 г. «на территории Союза действующих православных церквей и молитвенных домов 10358»; заявлений от верующих поступило 6770, отклонено – 4850, находится на рассмотрении 1391, «таким образом, удовлетворено за 1944–1945 гг. 9,8% рассмотренных ходатайств»78.

Распределение церквей и молитвенных домов по стране было крайне неравномерно. Согласно докладу Г.Г.Карпова, по данным на 1 июля 1945 г., в Украинской ССР было 6072 действующих храма, а в РСФСР – 2297, в Белорусской ССР – 633, в Молдавской ССР – 615, в Прибалтике – 343, в остальных союзных республиках – 8379. Если в Винницкой области действовало 822 церкви, в Киевской – 604, в Ровенской – 438, то на всю Тамбовскую область приходилось 16 церквей, на Архангельскую – 11, в Московской области 14 районов не имели ни одной церкви (хотя в одном Раменском районе их было 14), а на Дальнем Востоке и в Сибири целые края и автономные союзные республики имели от одного до пяти действующих храмов.

Конец расколов

Часть храмов перешли в ведение Московской Патриархии в процессе ликвидации обновленческого раскола. Стихийное возвращение обновленческих приходов в виде единичных случаев началось еще в 1942 г. В первой половине 1943 г. отдельные обновленческие архиереи стали искать возможности перехода к «староцерковникам», после же избрания Патриарха Сергия возвращение обновленческого духовенства под патриарший омофор стало массовым. Священнослужители принимались в сущем сане, если были рукоположены в него до 1923 г. и после не вступали в брак. Духовенство обновленческого рукоположения принималось мирянами, с возможностью, если не было канонических препятствий, принятия законной хиротонии. «Всего, по некоторым сведениям, принесли покаяние 25 архиереев старого, до 1923 года, поставления и 13 архиереев нового поставления»80.

После покаяния последних 4 григорианских епископов в 1943 г. закончил свое существование и григорианский раскол.

Духовенство

Точных данных о числе священнослужителей РПЦ за 1944–1945 гг. нет. Очевидно, что Церковь испытывала нехватку как в епископах, для замещения вдовствующих кафедр, так и в священниках, для служения на новых приходах. Пополнение епископата происходило различными путями: за три года (1943–1946) были хиротонисаны 36 человек; 17 человек были освобождены из тюрем и лагерей; назначение на кафедры получали епископы, находившиеся на покое. Получила распространение практика рукоположения вдовых священнослужителей, получивших постриг за несколько дней перед епископской хиротонией. Только за время местоблюстительства с мая 1944 по январь 1945 гг. митрополит Алексий (Симанский) совершил 10 епископских рукоположений. «К осени 1944 г. епископат Русской Православной Церкви насчитывал уже около 50 Правящих архиереев»81. Сходным образом пополнялся штат священнослужителей, за исключением того обстоятельства, что большая доля священнических хиротоний совершалась на оккупированных территориях. Из 264 священников, хиротонисанных в РСФСР в годы Великой Отечественной войны, 240 было рукоположено в областях, занятых немцами82. Зачастую иерейские хиротонии получали самоучки из мирян для срочного замещения должностей приходских священников. Безусловно, духовно-образовательный уровень духовенства оставлял желать лучшего. Возобновление духовного образования стало неотложной задачей церковного руко-водства.

Духовные школы

Получив разрешение от властей на восстановление духовного образования в СССР, Патриарх Сергий поручил архиепископу Саратовскому Григорию (Чукову) разработать проекты «Положения о Православном богословском институте в Москве» и «Положение о богословско-пастырских курсах в епархиях». Проекты были составлены, утверждены Синодом и представлены 9 ноября 1943 г на утверждение Сталину. 28 ноября 1943 г. СНК СССР постановил: «Утвердить предложения Совета по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР о разрешении открытия в Москве православного богословского института и их курсов»83. В 4 номере ЖМП за 1943 г. было помещено объявление о начале приема с января 1944 г. слушателей Богословско-пастырских курсов и студентов в Православный богословский институт. Слушателями курсов могли стать «лица православного исповедания не моложе 18 лет, прошедшие общеобразовательную школу (не ниже неполной средней)», в студенты института принимались «лица православного исповедания не моложе 18 лет, прошедшие какое-либо высшее учебное заведение или полную среднюю общеобразовательную школу»84. Открытие богословского института и пастырских курсов состоялось в день памяти святого мученика Иустина Философа 14 июня 1944 г., в помещениях Новодевичьего монастыря. «Учебные аудитории института разместились в Лопухинском корпусе, а его общежитие и аудитория богословско-пастырских курсов – в помещениях при монастырской Успенской церкви. Первым ректором института и курсов стал протоиерей Тихон Попов. К преподаванию были привлечены настоятели и священники московских храмов, окончившие когда-то Московскую, Петербургскую, Киевскую, Казанскую духовные академии… В первый, 1944 г. принимали без всяких экзаменов и было зачислено 36 человек. Но после первого курса половину воспитанников пришлось отсеять… В следующий учебный год в первый класс зачислили 56 человек, в другие классы – 26»85. 29 декабря 1945 г. Патриарх Алексий освятил Успенскую церковь Новодевичьего монастыря, которая стала для новооткрытых духовных школ местом духовного становления, прохождения пастырской и клиросной практики.

Возрождение

Возрождение церковной жизни шло по всем направлениям. «В 1945 г. функционировало 104 монастыря (вместе с 22 закарпатскими), в которых проживало 4632 насельника»86. В «Журнале Московской Патриархии» патриотические материалы стали постепенно отходить на второй план, все больше места уделялось богословско-пастырской теме. Послания иерархов, донося до паствы евангельское слово и его спасительный смысл, побуждали клир и верующих к очищению церковной жизни и устранению различных нравственных недостатков. С подачи советского правительства возобновилась международная деятельность РПЦ, налаживались утраченные связи с заграницей.

Советская власть: и да, и нет

«В 1943–1945 гг. СНК СССР принял около 20 постановлений и распоряжений, касавшихся религиозных объединений. Среди них: о порядке открытия церквей (ноябрь 1943 г.), об открытии текущих счетов епархиальных управлений и приходов в Госбанке СССР (1944 г.), об освобождении от призыва и мобилизации священнослужителей (ноябрь 1944 г.), о порядке открытия молитвенных зданий религиозных культов (декабрь 1944 г.), о предоставлении религиозным общинам права юридического лица в части аренды, строительства и покупки в собственность домов, строений, транспорта и утвари (1945 г.), о порядке обложения доходов монастырей и предприятий при епархиальных управлениях (1945 г.)»87. Постановления СНК носили разрешительный характер, но при этом максимально усложняли процедуру предоставления Церкви ранее недоступных возможностей. Так, ходатайство об открытии церкви должно было пройти три инстанции: местные органы власти, СД РПЦ и СНК СССР. Впрочем, иногда Совету по делам РПЦ приходилась защищать верующих от произвола местных властей, и не всегда эта защита была эффективной. Епархиальные архиереи постоянно сталкивались с ограничениями, затруднявшими нормализацию церковной жизни. Например, просьба мирополита Алексия (Симанского) и архиепископа Григория (Чукова) в августе 1944 г. разрешить клирикам проводить службы и требы в соседних с их приходами пустующих храмах не была удовлетворена. Многие храмы, вследствие длительного отсутствия богослужений, были исключены из списка действующих, потому что разрешение на служение клириков одновременно в нескольких храмах так и не было получено даже после повторных ходатайств. Колокольный звон в православных храмах был разрешен повсеместно 10 января 1945 г., но на основании того, что звон был возобновлен в храмах во время немецкой оккупации88.

Обновленческий раскол прекратил свое существование после того, как потерял поддержку государственной власти – в 1943 г. Сталин сделал выбор в пользу Московской Патриархии. Особых усилий от советской власти в деле ликвидации обновленчества не понадобилась. Сталин лишь одобрил предложение Г.Г.Карпова не препятствовать возвращению обновленческих приходов в патриаршую церковь.

Все важнейшие документы, касавшиеся внутренней жизни РПЦ, такие как проект «Положения об управлении Русской Православной Церкви», «Положение о Православном богословском институте» и другие, проходили процедуру рассмотрения в совете, который представлял их на одобрение СНК СССР и лично Сталину.

Можно констатировать, что в целом качественные изменения во взаимоотношениях Церкви и государства имели место, но не носили всеобъемлющий характер. Указывает на это и тот факт, что «репрессии в отношении духовенства и верующих заметно снизились, но не прекращались за все время Великой Отечественной войны»89. «В 1944–1946 гг. количество смертных казней ежегодно составляло более 100 человек»90. «Следует указать, что в 1944–1945 гг. на освобожденных территориях также проводились многочисленные аресты духовенства «за сотрудничество с фашистами», в подавляющем случае без всяких реальных оснований. Только на Северо-Западе России было арестовано не менее 50 священнослужителей, в том числе уже утвержденных в должностях архиереями Патриархии и даже иногда назначенных благочинными»91.

Таким образом, для советской религиозной политики военных лет характерна определенная двойственность, нараставшая по мере все большей заинтересованности правительства в деятельности Церкви. В первый период войны эта деятельность была полезна государству для поддержки армии, консолидации общества, укрепления национально-патриотического духа, получения международной поддержки. Позднее у советского руководства появились новые планы использования РПЦ в государственных целях. Однако, чтобы использовать Церковь, следовало предоставить ей определенную свободу, свободная же Церковь в тоталитарном Советском Союзе была немыслима. Поэтому государство постоянно держало руку на горле Церкви, временами ослабляя хватку предоставлением различных возможностей, временами сжимая строгими ограничениями, но, главное, всегда сохраняя всеохватывающий контроль. Несомненно, имела место и «попытка встроить Церковь, как традиционный общественный институт, как хранительницу национального прошлого, в систему сталинской великодержавности»92. Последняя, конечно же, не подразумевала отказа от марксистской идеологии, и ее неотъемлемой части – научного атеизма. Это идеологическое противоречие новой религиозной политики, вкупе с так и неотмененными правовыми и административными ограничениями деятельности Церкви, установленными советской властью еще в 1920-х гг., предопределяли драматическую судьбу церковно-государственных отношениях вплоть до падения советского строя.

10 апреля 1945 г. произошла вторая встреча Сталина с иерархами Русской Православной Церкви. В ней с церковной стороны участвовали Патриарх Алексий, митрополит Николай (Ярушевич) и протопресвитер Николай (Колчицкий. Встреча продолжалась 55 минут93. «В беседе обсуждались вопросы, связанные с патриотической деятельностью Церкви на завершающем этапе войны; Сталин говорил, что Русской Церкви предстоит внести огромный вклад в дело укрепления международных позиций Советского государства, в налаживание внешних контактов. Обсуждалась также возможность расширения сети духовных школ и создание Церковью своей издательской и полиграфической базы»94. Планы властей относительно РПЦ МП гораздо откровеннее высказал К.Е.Ворошилов в разговоре с Г.Г.Карповым: «У Русской Церкви – большое будущее. Она наш козырь в Прибалтике, Восточной Европе, за границей вообще»95. И до того момента, пока советское руководство не поменяло свои планы, для Русской Церкви продолжался период относительного благоприятствования.

Какова бы ни была советская политика в отношении Православия, Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны мужественно исполняла свой патриотический долг, укрепляя дух защитников Родины, утешая осиротевших жен и матерей, поддерживая тружеников тыла, неустанно вознося молитвы о спасении России. Перефразируя слова поэта, можно сказать, что Русская Церковь была со своим народом там, где ее народ, к несчастью, был.